Настольный лечебник знахаря

Степанова Наталья Ивановна

Я вышла замуж. Началась война. Петр работал с утра до ночи на оборону. На фронт его пока не брали. Однажды я увидела сон, да такой ужасный, что, едва дождавшись утра, побежала к Евдокии. Она выслушала меня, но толковать сон отказалась.

Тогда я ей говорю: «Евдокиюшка, на коленях прошу, сделай так, что если уж придется ему тяжело умирать, пусть половина тяжести падет на часы моей смерти. Чтобы поровну мы муку поделили. И еще, нельзя ли мне услышать Петин голос в день его смерти?»

Евдокия дала мне воды и говорит: «Выпей ее напополам с мужем, поровну». Мы с Петей потом так и сделали, разлили воду поровну и выпили.

Когда Петра призвали, я стала его уговаривать, чтоб не ездил на фронт. Но мой муж был честным человеком. Сказал, что не сможет так сделать. А теперь главное. Через три дня я проснулась

в два часа ночи от крика. Это был голос мужа, я сразу его узнала, и была в его голосе такая боль, что у меня волосы встали дыбом. «Мама!» – кричал мой милый Петя, умирая. Не зря люди говорят, что перед смертью человек всегда зовет мать.

Еще и не рассвело толком, а я уже была у Евдокии. Посмотрев на меня, она сказала: «Деточка моя, крепись, ты вдова». Позже я узнала от соседского парня, который ехал с мужем в одном поезде и остался жив, что именно в тот день и в тот час мой муж погиб. Тогда я и слышала его крик, который меня разбудил. Замуж я так и не вышла. Дочь моя выросла, стала врачом. Меня утешает мысль, что смерть мужа, мучительная, горькая смерть, могла бы быть вдвое тяжелей, если бы я не взяла на себя половину его боли. Пишу это по просьбе внучки Евдокии – Натальи Ивановны Степановой – и заверяю весь свет, что никогда я не встречала более достойного, доброго, правдивого и святого человека, чем Евдокия. Правильно Наташа делает, что пишет о ней. Нельзя забывать того, кем мы можем гордиться.

«…тебя спасет кошка» Рассказ Ивана Истомина

Когда я стоял в очереди к матушке Евдокии, стеснялся страшно. Без конца отходил покурить, чтобы только не светиться среди женщин и стариков. Если бы не просьба матери, убежал бы давно. Мама болела и просила съездить к Евдокии за корнями и травами, полечиться хотела. Когда подошла моя очередь, я вошел и увидел совершенно простую женщину: волосы на прямой пробор, внешность самая обычная и очень усталое лицо.

Евдокия, выслушав просьбу моей матери, сказала: «Корни, которые она просит, у меня есть. Но они ей бесполезны. Купи черного барана, сними с него шкуру и дай ее матери прямо с кровью. Пусть она в ту шкуру закутается и пойдет в горячую баню, а в бане читает вот эту молитву, и тогда выздоровеет». Евдокия быстро написала молитву на бумажке и дала ее мне. Затем сказала: «Тридцатого декабря тебя спасет кошка». «От чего?» – спросил я. «Там узнаешь», – ответила Евдокия. Мать вылечилась, парясь в бане в шкуре убитого барана. Болезнь, которая мучила ее много лет, отпустила. Тридцатого декабря, ночью, мы проснулись от вопля кошки. Комната была полна дыма. Дело в том, что жена положила к печке подушку, которую описала наша маленькая дочь, подушка упала на плиту и стала тлеть. Если бы не кошка, мы бы все задохнулись. Я долго после этого не мог прийти в себя, ведь о кошке мне сказала женщина, которая жила совсем в другом городе. Вот и верь выражению: «Нет пророка в своем отечестве».

Очень жаль, что мы сами уничтожаем и притесняем необычайно талантливых людей, а ведь наверняка они посланы нам Богом.

«Она старалась быть незаметной» Рассказ Улиты Потаповой

Познакомилась я с матушкой Евдокией в монастыре. Она каждое лето ездила в монастырь помолиться о всех людях. Человек она была необыкновенный: перевязывала больных, стирала гнойные бинты, отмаливала чужие грехи на коленях. Я сама видела, как завядшие цветы поднимались от ее прикосновения и вновь распускались. Мне она казалась удивительно красивой и доброй. Я слышала, как она пела молитвы, – ангелы, наверное, так поют в раю. В толпе молящихся ее и не видно было, она старалась быть незаметной. Скромность и одухотворенность сочетались в ней как-то по-особому. Но если бы кто-то невзначай увидел ее во время молитвы, то только от одного впечатления (сила духовная какая!) начал бы верить.

«…а больше ничего не надо» Рассказ Татьяны Васильевны Зуевой

Узнав адрес бабушки Евдокии, я стала собираться к ней по своему делу. И мне очень хотелось ей угодить, что-нибудь подарить на память обо мне. Я перебрала все свои вещи, но ничего подходящего не нашла. От моей мамы оставались новая перина и подушка. Перину, понятное дело, далеко не увезешь, а вот подушку я взяла. Завязала ее в платок, еду и радуюсь. Думала, Евдокия будет довольна,

ведь тогда ничего не было, все с трудом доставалось.

Когда я приехала к Евдокии, она мне сказала: «Подушку я твою не возьму, в ней золото лежит, этим золотом ты впоследствии сына своего откупишь от тюрьмы напрасной. Оставь деньги на свечки, а больше ничего не надо. Свечки все равно на твои деньги покупать надо». Я оставила ей три рубля и ушла. Евдокия все сделала, о чем я ее просила.

А просила я за мужа, чтобы он вернулся ко мне и к детям. С мужем мы помирились, и больше я за ним плохого не замечала. Да, подушку-то я дома распорола и нашла среди пуха кольцо и золотой крест. Не знаю, как они туда попали, видно, мать моего отца спрятала их туда. У моей матери не было золота. Этим золотом я и вправду откупила впоследствии сына от большой беды.

«…там было, как в раю…» Рассказ Прасковьи Андреевны Тарасовой

Привела меня к матушке Евдокии моя мать. Добирались мы до знахарки долго. Ехали лошадьми, потом паровозом, потом пехом шли, а затем опять ехали. В ту зиму такая стужа была, что дыхание замерзало. Когда мы вошли к ней в дом, там было, как в раю: жарко топилась печь, кругом иконы блестели, у икон горели лампадки.

Матушка Евдокия напоила нас чаем с травами, и меня уложили спать. Засыпая, я слышала, как плакала мама, рассказывая матушке, что у нее туберкулез и распадаются легкие. Прожили мы полмесяца на квартире у матушкиной соседки. Каждый день мама ходила к Евдокии, и я с ней. Наблюдая со стороны за состоянием мамы, я видела, как она поправляется. Евдокия варила ей пахучие травы и корни, отчитывала ее на иконах, что-то еще делала. Наливаясь здоровьем, моя мама боготворила ее. Все норовила руки поцеловать, а Евдокия не позволяла.

Как-то вечером, когда матушка Евдокия проделала все, что нужно, и мы, по обыкновению, сели пить чай, моя мама спросила ее: «Благостная, не сердись, скажи мне мое будущее, очень тебя прошу». Евдокия вначале насупилась, видно, не понравилась ей просьба мамы, но потом смягчилась и стала говорить.

При этом ее лицо стало как бы каменным, ни одна мышца не дрогнула – маска, да и только. Глаза смотрели прямо, но как-то мимо нас. Из сказанного я тогда поняла, что мама потеряет в один год и брата, и мужа, когда ей исполнится сорок лет. Проживет шестьдесят два года и умрет от воспаления легких. Сказала также, что я, ее дочь, проживу восемьдесят четыре года, и у меня будет восемь внуков и четверо детей. Сначала я выйду замуж за нищего студента, но тот бросит меня через год, и я выйду замуж во второй раз. Она говорила еще много, но про то велела никому не рассказывать. Все слова матушки Евдокии сбылись.

Рассказ монахов

Было это давно, еще до войны. Мы с братом Семеном ездили по свечным делам. В поезде познакомились с женщиной, она возвращалась от какой-то Евдокии Степановой. Мы наслушались таких удивительных историй, что решили зайти к Евдокии, благо дела наши были в том же месте, где она жила. Адрес нам женщина дала.

Отстояв очередь, мы попали к ней в дом. И вот что странно, мне сразу показалось, что стал маленький-маленький, ростом с табуретку, наверное. Такое же ощущение было и у моего брата Семена, как он мне позже сказал. Евдокия заговорила тихим, но строгим голосом: «Негоже время тратить на любопытство, – сказала она, – время молиться, а не блукать».

Велела передать игумену, что война скоро будет, но съезжать из монастыря никуда не нужно, так как он уцелеет. Сказала, что у брата Семена много грешных мыслей и что он должен молитвами отгонять их прочь. Еще она выполнила нашу просьбу и сказала, кто сколько проживет. «Ты, Филарет, доживешь до семидесяти пяти лет, а ты, Семен, умрешь на третий день после окончания войны от тифа». Все так и было. Семен заболел тифом и умер двенадцатого мая 1945 года. Но это было позже. А тогда, едва мы отошли от дома Евдокии, стали спорить, врет она или вправду прозорливая. Семен говорил: «Поди, наслушалась слухов о войне, вот и вещает». Я же ей почему-то поверил. Мне потом часто снилась эта комната с иконами и вышивками и глаза Евдокии, умные и строгие, как на иконе. Прости меня, Господи. Я верю, что она была послана Тобой в помощь людям. Да, вот еще что: когда Семен заболел тифом, то сказал: «Ну все, скоро умру. Правду, видно, сказала Евдокия».