Настоящая любовь

Бэлоу Мэри

– Герейнт Пендерин. – Шорник Илий Харрис сплюнул на грязную дорогу, возможно, забыв на секунду, что на нем его лучший костюм и, следовательно, вести себя нужно подобающим образом. – Явился сюда не иначе как для того, чтобы выставиться перед нами своими расчудесными английскими фраками, распрекрасными английскими манерами и настоящим английским выговором. Будет строить из себя хозяина. Противно до тошноты.

– Илий, – с упреком произнесла миссис Харрис, бросив робкий взгляд на священника.

– Как сказалось, так и сказал, женщина, – буркнул Илий, чуть пристыжено и в то же время с вызовом.

– Пендерин, – заговорил

Ивор Дейвис, бондарь. – Тот самый, который разбил сердце своей матери, как сказала Блодуин, и которому на нас наплевать. Наглость – вот как это называется. Приехал, чтобы помыкать нами.

– По правде говоря, справедливости ради мы тоже не очень хорошо обращались с его матерью много лет, – сказала миссис Олуэн Харрис, для которой честность была превыше всего, при этом она кивнула остальным женщинам в знак того, что ждет от них подтверждения. – Пока не узнали всю правду.

– Герейнт Пендерин, – задумчиво произнес Алед Рослин, деревенский кузнец, ни к кому не обращаясь. – Для возвращения он выбрал не лучшее время. Возможно, ему придется пожалеть, что он так поступил. И нам тоже.

– Наверное, следует подождать, – предложил фермер Ниниан Вильямс, сложив руки на круглом животе, – и тогда мы поймем, зачем он приехал и что намерен делать. В конце концов, у него есть полное право жить в своем доме. Нам следует дать ему шанс.

– Да, папа. – Сирис Вильямс, невысокого роста, худенькая и робкая, редко говорила на людях, но была в ней определенная смелость, которая иногда заставляла ее брать слово. – Мне исполнилось всего лишь пятнадцать, когда он приехал на похороны матери. С тех пор прошло десять лет. Тогда мне было его жаль: он казался таким потерянным под пристальными взглядами людей, которые скорее готовы были придраться к любой мелочи, чем оказать ему теплый прием. Возможно, нам не стоит судить его теперь, когда он стал графом Уиверном, а подождать и посмотреть, что будет дальше. – Она раскраснелась, прикусила губу и потупилась.

– Так и сделаем, – сказал Алед, не сводя подобревшего взгляда с Сирис. – Но не будем надеяться на слишком многое, ладно? Все-таки он граф уже два года, и за это время наша жизнь не только не улучшилась, а даже наоборот.

Сирис подняла ресницы и встретилась с ним взглядом на несколько секунд, ее глаза наполнились тоской, которую она тут же спрятала, вновь уставившись в землю.

– Подождать и посмотреть? Дать ему шанс? – Голос Марджед Эванс звенел от негодования. – Лично мне ни к чему давать ему шанс. Этот шанс у него был в течение двух лет. Времени предостаточно. Даже чересчур. А Юрвину кто даст второй шанс? Юрвин мертв по вине Герейнта Пендерина, графа Уиверна. – Она буквально выплюнула это имя, гордо вскинув голову и выпрямив спину.

Марджед, высокая, гибкая, красивая, как всегда, привлекла к себе все взгляды и внимание.

– Юрвин совершил преступление, Марджед, – твердо заявил преподобный Ллуид, не побоявшийся возразить разгневанной дочери.

Глаза ее полыхали, когда она с зардевшимися щеками обратила свой гнев против него.

– Преступление, – сказала она. – Преступление пытаться спасти свой народ от голода. О да, папа, это преступление. Самое злостное, как оказалось. Преступление, за которое наказывают смертью. Мой муж погиб, после него осталась ферма, где работают три женщины: его жена, мать и бабушка. Юрвин умер, потому что Герейнта Пендерина заботит только один человек – он

сам. И мы еще должны давать ему шанс? Какой шанс, скажите на милость? Шанс еще раз поднять ренту? Силой отнимать у нас церковную десятину, даже если после се уплаты мы начнем голодать? Заставлять нас платить высокую дорожную пошлину на заставах, чтобы мы не могли ездить на рынок и даже привезти на поля известь? Вытеснить нас с нашей земли в работный дом?

Преподобный Ллуид, отец Марджед, вновь поднял руку.

– Мы не можем нарушить закон, даже чтобы исправить несправедливость, – сказал он. – Две несправедливости не составят праведный поступок. Предоставим же Господу вершить справедливость. «Мне отмщение, аз воздам», – говорит Господь.

Прихожане, которые в это утро в отличие от заведенного порядка не разбились на маленькие группки, хором забубнили. Правда, было непонятно, кто из них согласен с пастором, а кто выражает недовольство. Оба противника стояли лицом друг к другу: отец – на ступенях часовни, дочь – на улице.

– Что ж, иногда, отец, – заявила Марджед, ничуть не запуганная, – Господу необходима рука помощи. А здесь целых две. – Она подняла тонкие руки с мозолистыми ладонями. – И я говорю, что, если граф Уиверн покажется в Глиндери или на любой из наших ферм, мы устроим ему достойную встречу.

– Твои слова, Марджед, можно толковать по-разному, – заметила мисс Дженкинс.

– Я знаю, как встречу его, если он осмелится прийти в Тайгуин, – сказала Марджед.

– У него есть право прийти, Марджед, – напомнил ей Ниниан Вильямс. – Твоя ферма, так же как и моя, принадлежит ему. И все другие фермы в округе тоже. Так что лучше сохранять вежливость и подождать. Там увидим, что будет.

– Возможно, мы меньше бы сердились, будь это не Герейнт, а кто-то другой, – произнес Алед. – Герейнт для нас реальный человек. Нам было бы проще обратить свое неудовольствие и протесты вообще против хозяев. Жаль, что он решил вернуться именно теперь. Не нравится мне это.

– Но он вернулся, и он не кто-нибудь, а Герейнт Пендерин, – сказала Марджед, плотнее запахивая свою накидку. – Я иду домой. Ты со мной, Сирис?

Сирис взглянула на Аледа, не захочет ли он добавить что-нибудь к сказанному, но тот отвернулся.

– Я пойду вперед с Марджед, – сказала она, обратившись с улыбкой к родителям, прежде чем отправиться в долгий путь домой – сначала по берегу реки, а потом на вершину невысокого холма – полторы мили для нее, две для Марджед.

Толпа перед часовней рассыпалась на привычные маленькие группки, состоявшие из людей одного возраста и пола.

Глава 2

Марджед и Сирис дружили почти всю жизнь, несмотря на то что были очень разные. Но одно их объединяло, чем, возможно, и объяснялась эта дружба: они обе страстно верили в добродетель и справедливость.

Марджед пошла помедленнее, чтобы ее маленькая подруга поспевала за ней.

– Алед неисправимый поборник справедливости, сама знаешь, – сказала она. – Сразу ни за что не станет прибегать к насилию. В детстве он был одним из немногих друзей Герейнта. И когда тот приехал десять лет назад, Алед был одним из тех немногих людей, кто вообще имел с ним дело. Теперь он хочет дать Герейнту шанс. Можешь не волноваться, что он умрет, как умер Юрвин.

Сирис склонила голову, и на несколько мгновений поля ее шляпки скрыли лицо.