Настоящая попаданка
Шрифт:
— И? — приподнял бровь Гиртан, — Я не вижу тут особых преимуществ. Я тоже получил хорошее образование, тут всё в большей степени зависит от желания самого человека учиться, а возможность всегда найдётся. Большинство деревенских остаются неграмотными только потому, что им это всё и не надо. Хотели бы — нашли способ. Что касается того, что ты ни в чем не знала отказа — вряд ли это хороший метод воспитания личности. Хорошо, что подобный подход не сильно тебя испортил, хотя след всё же остался.
Я не знала, что на это и возразить: вроде похвалил, а вроде и раскритиковал. Я предприняла еще одну попытку:
— Но
— А твои родители, что, бездельничают?
Туше! Действительно, отец всё время на работе, да и мама постоянно чем-то занята. В нашей семье вообще безделье не приветствуется. Каждую минуту ты должен быть чем-то занят, постоянно что-то делать, развиваться, учиться и т. д. Это впитано мною с самых детских лет, и, лишь, когда мне исполнилось восемнадцать, я осмелилась взбунтоваться. Целый год праздной жизни без надзора родственников! Я думала, встречусь с жестким противостоянием моих трудолюбивых родителей, но они проявили мудрость, позволив мне поступить так, как я хочу. Уступили в малом, ведь потом я бы всё равно поехала в Кембридж, если бы не попала сюда. И чего мне стоил этот год, кто бы знал: постоянные тусовки выматывали сильнее, чем подготовка к ЕГЭ. Но зато я психологически отдохнула от постоянной гонки, от незримого прессинга родительского мнения, от стремления оправдать их ожидания. Да, жизнь деток богатых родителей не так легка, как кажется многим. Возможно, такое босоногое детство, которое было у моего «мужа» — действительно предпочтительнее, с какой-то стороны. Но я ни о чем не жалела. Моё воспитание сделало меня той, кто я есть.
— Нет, они работают, — задумавшись, я не сразу вспомнила, что Гиртан всё ещё ждёт моего ответа, — но им не приходится гнуть спину за кусок хлеба. У нас столько денег, что мы вполне можем позволить себе не работать, просто каждому в наше семье нравится то, чем он занимается. Ну, и безделье… развращает.
— Хорошо, что ты это понимаешь, — кивнул серьёзно Гиртан, — так какая между нами всё-таки разница тогда? Если отнять у деревенских работу, они начнут пить и делать глупости, не зная, чем себя занять. Большинство тех, кто живёт в деревне — любят эти места и свою жизнь. А кому сельская жизнь не по нраву — тот перебирается в город. Без пищи, без крыши над головой у нас никто не остаётся, а мне лично, например, плевать, сколько стоят мои сапоги — одну серебрушку или двадцать золотых. Я не вижу никаких преимуществ в богатстве.
— Ну, не обязательно бездельничать. Можно путешествовать, заниматься тем, что нравится, — неуверенно возразила я.
— Да? — удивился Гиртан, — Я был чуть постарше тебя, когда отправился путешествовать без медяшки в кармане. Если мне нужны были деньги — я их зарабатывал, благо рабочие руки всегда нужны. И даже наоборот — с деньгами путешествовать куда опаснее — есть риск нарваться на разбойников. Так что, так себе аргумент. И я уже говорил: большинству крестьян нравится то, чем они занимаются.
— А тебе?
— И мне тоже, — взгляд Гиртана потеплел, — здесь я чувствую себя живым, нужным. Здесь я дома. По юности я, конечно, путешествовал, хотел всё посмотреть — так что у меня есть, с чем сравнивать. Лучше места на свете нет.
Я
— Ну, хорошо, — пряча улыбку, продолжила я, — оставим денежную сторону вопроса. Ты говоришь, что все люди равны от рождения. Что, и женщины тоже?
— А женщины, что, не люди? — не понял Гиртан.
Я мысленно потерла ладони, предвкушая победу в дискуссии.
— Но у вас же нет равенства между мужчиной и женщиной. Женщина не может без мужчины даже в город выехать (уж в этом я на своём опыте убедилась). Какое же тут равенство?
— Так это для её же безопасности, — нахмурился Гиртан. — При чем тут равенство?
— Ну, хорошо. А работать по мужской специальности женщина может? Или её удел — сидеть дома, стирать, готовить и детей воспитывать?
— Я что-то тебя не очень понимаю, Влада. По-твоему, равенство — это когда женщина будет выполнять работу, которая ей физически либо непосильна вовсе, либо даётся намного тяжелее, чем мужчине? — продолжал хмуриться Гиртан, — Какое-то у тебя искаженное представление о равенстве. Может, мужчин тогда обязать детей рожать? Есть физиология, Влада, она к равенству отношения никакого не имеет.
Я поперхнулась заготовленными возражениями. Хм, может и правда, в нашем обществе несколько искажены понятия о равенстве?
— И в воспитании детей мужчина участвует наравне с женщиной. Ты же сама видишь, мальчишки почти всегда при мне. Кто, как не мужчина, научит их рубить дрова, охотиться, сражаться? Женщины же учат девочек тому, что им самим по силам. Но никто не запрещает женщине, например, овладеть мужской специальностью, стать кузнецом или воином. Просто сами женщины чаще выбирают именно домашние дела, либо женские варианты заработка, вроде плетения корзинок, вышивания…
— Так может, причина в том, что их так воспитывают? — не удержалась я, — Вот у нас девочек и мальчиков обучают вместе!
— И что, часто женщины уходят на войну, оставляя мужчин хлопотать по хозяйству? — насмешливо вопросил «муж». Пришлось признать, что не так уж часто.
— Но такие женщины есть!
— Так и у нас они есть. Прямого запрета не существует. Все равны и свободны распоряжаться своей жизнью по-своему. А то, что на таких женщин косо смотрят — так люди всегда так реагировали на тех, кто чем-то выделяется. У вас разве не так?
И у нас так. Я вздохнула. Действительно, что это я на Гиртана накинулась. Уж чего-чего, а мужского шовинизма я в нём не заметила. Не запретил же он мне бизнесом заниматься, хотя это вовсе не женская работа. Вроде как.
Гир подтвердил мои слова, сказав, что он бы не возражал, если бы Слава тоже чем-то, помимо домашних дел, занялась, но у той просто не было никаких интересов.
Интересно, Гиртан в магической академии этих идей о равенстве нахватался, или это, так сказать, официальная идеология этого мира? Пока сижу в деревне, вряд ли пойму. Надо увидеть остальной мир, чтобы делать выводы. Вообще, надо признать, в этом споре я проиграла, несмотря на свою «пятерку» по философии — как и по прочим гуманитарным дисциплинам.