Настоящая Спарта. Без домыслов и наветов.
Шрифт:
Душещипательный рассказ о беззащитной и мирной Мессении противоречит фактам истории. Жестокость мессенцев по отношению к спартанцам была не меньшей, чем спартанцев в отношении мессенцев. Но жестокость приписывалась историками именно спартанцам – в порядке распределения ролей в сюжете, который должен быть подверстан под культурный стереотип современного европейского исследователя. Очевидно, из страха перед победоносной Спартой подобное распределение ролей имело место и в антиспартанской агитации Афин. Конкурирующие со Спартой Афины создавали свой политический миф, попрекая спартанцев тем, что видели у себя под носом, но не желали признавать как факт жизни собственного отечества –
История Мессенских войн, излагаемая историками вслед за Павсанием, откровенно необъективна и представляет спартанцев сущими извергами. При этом описанные Павсанием события отделены от него шестью веками. Даже основной источник, которым пользовался Павсаний, – сочинения Мирона Приенского – вызывали у него самого большие сомнения в их правдивости и были откровенно антиспартанскими.
Двадцать лет первой Мессенской войны отмечены взаимными военными экспедициями спартанцев и мессенцев. Они грабили и разоряли территорию противника. При этом даже крупные сражения собирали с обеих сторон всего несколько сотен воинов. Штурмовать крепости спартанцы и мессенцы не умели, ограничиваясь лишь осадами, изматывающими обе стороны. О тяжести войны для спартанцев говорит легенда о том, что всех, уклонившихся от войны, спартанцы отдали в рабство, а родившихся в период войны детей назвали «парфениями» (сыновьями дев) и лишили права дележа земель Мессении после победы над ней. Позднее они как изгнанники создали спартанскую колонию в Таренте.
В результате войны Спарте отошла примыкающая к ее территории часть долины реки Памис с плодородными землями. Население этой территории получило статус, близкий к илотам и периекам. В этом исходе нет никакой избыточной жестокости, ничего необычного. Все эмоциональные оценки, повторяемые современными историками, наследуют политические интриги, отраженные в писаниях Павсания, а также призваны поправить историю с целью более успешных исторических аналогий с политическими режимами XX века. Политике нужен символизм, а историки оправдывают в глазах власти свои изыскания, поставляя символы в руки столь же недобросовестных политиков, оправдывающих свои деяния «исторической правдой».
Вторая Мессенская война, разразившаяся через полвека, с разной степенью интенсивности шла почти семьдесят лет. На стороне мессенцев выступали Аркадия и Аргос. Спартанцам пришлось оборонять свою родовую территорию. На грани катастрофы спартанцы впервые выстроились в фалангу. Поражения сменились победами, Аркадия и Аргос были нейтрализованы успешной дипломатией, и мессенцы снова отступили в горы и приморские области. Легенда о свирепости спартанцев разбивается об их неизменную практику – щадить врага, бегущего с поля боя.
Фаланга возникла, скорее всего, сама собой – из «мужских сообществ». Вынужденно на поле боя вышла элита спартанского общества, под напором врага ставшая плечом к плечу и дисциплинированная смертельной опасностью. Новая тактика, потом широко распространенная в других греческих государствах, быстро дала преимущество перед численно превосходящим, но неорганизованным и плохо обученным противником.
Ужас войны, страх перед возможным поражением кардинально изменил Спарту – элита окончательно отказалась от привилегий и стала частью сообщества равных – единого военного лагеря, всегда готового к войне и беспрерывно ведущего карательные операции в неспокойной Мессении.
Символизм исторической памяти затмевает реальные события и отвергает закономерности, более заметные при отсутствии запроса на осовременивание древности. Если не проводить сомнительных аналогий между историей
Процветание ранней Спарты могло смениться либо ее завоеванием, например Мессенией, либо мобилизацией. Спарта предпочла стать государством, преодолев свой племенной ландшафт и получив ресурсы для содержания такой власти, которая соединила спартиатов общим делом вне зависимости от достатка и социального положения. Этим делом стала война.
Спарта стала единственным территориальным государством в Элладе, распространив свою власть не только на ближайшие к своей столице земли. Прочие города-государства контролировали лишь незначительные территории, а избыточное население «сбрасывали» в колонии по всему Средиземноморью. И только война соединяла это пестрое сообщество в нестойкие коалиции. Рыхлые, скандальные демократии неизменно сменялись деспотиями и тираниями. Лишь Спарта устойчиво удерживала аристократический режим правления – скудный, аскетичный, но гордый своим суверенитетом и гражданской солидарностью.
Почему же Спарта не смогла объединить Элладу? Сказались, конечно же, внешние факторы. Но фундаментальной причиной было отсутствие имперских принципов – стратегии поглощения элиты противника и создания общегреческой аристократии. Спарта оставалась этнократией и пользовалась всеми преимуществами этого режима. Но этот же режим был ограничен в возможностях, в охвате человеческих ресурсов Эллады.
Война создала классическую Спарту, но война ее и погубила – как только Спарте была противопоставлена более многочисленная и столь же профессиональная армия. Технология «изготовления» спартанского солдата рано или поздно должна была перейти к другим сообществам. Тем не менее, этот процесс продолжался столетия. В конец концов спартанская «технология» оказалась в руках македонцев, а затем римлян – родственников спартиатов от троянского корня.
Тип спартанского государства
О состоянии государства в Спарте можно судить только по свидетельствам сохранившихся античных письменных источников и по археологическим данным. Письменные источники касаются преимущественно классического периода Греции и имеют явно проафинский характер (Геродот, Фукидид). Именно в этот период Спарта заметно отличалась от других греческих государств. Археология может показать, было ли сословное деление, что представляли собой административные центры, какие отношения и взаимные влияния были между Спартой и другими государствами. При отсутствии историографических источников только так можно получить хоть какие-то представления об архаической Греции.
В троянский период Пелопоннес – центр микенской культуры с множеством городов с мощными укреплениями, огромными многоэтажными дворцами. В последующие «темные века» все это богатство заросло бурьяном и никого не интересовало. Это было время, не оставившее археологам ничего и не отраженное даже в легендах. Также как и огромные промежутки времени истории народов в самые разные периоды. Более чем скромные сельские общины влачили тяжкое существование в небольших сельских поселениях. Невыносимо медленно складывались первые признаки государственности – выделялись племенные вожди, «цари» незначительных поселений – городов, больше похожих на группы слившихся деревень.