Настоящее время
Шрифт:
Отмечали день рождения Ивана Ивановича под русскую гармошку с застольем, пели частушки, играли в лото и в «Поле чудес». Пили вино под живое исполнение романсов и грустили под советский винил на веранде, глядя на тщетные попытки зимы вернуться в виде тающих на окне снежинок. У нас прошла выставка фигур из дерева, а 23 февраля были сто граммов и бутерброды с икрой.
Мужчины заняли три комнаты из восьми. Мужчины – это редкость, их очень ждут бабушки в столовой. Они приходят, когда «барыни» уже займут свои места. Приходят как бы нехотя, но ждут приветствий и взглядов.
Один грозный и важный. Но его душа тает, когда ты к нему
Другой – как паровозик из Ромашково. Тот самый, из мультфильма, но в образе старика, торопящегося каждое утро услышать пение птиц. Сидит с сигареткой на качелях и медленно потягивает, так медленно, как будто густая жизнь в этот момент течет тут, в сейчасье.
Нюта Федермессер
В обычной больнице можно не знать пациента: поступил – пролечился – выписался. Пришел и ушел. Провел в больнице под наблюдением врача, скажем, неделю – и ушел домой восстанавливаться.
Но в паллиативной помощи не знать пациента нельзя. Без этого знания не получится помочь по-настоящему качественно. Уж если мы помогаем тем, кого нельзя вылечить, то прежде всего мы должны уметь любить и молчать, ждать и слушать. И слышать.
Помогать надо с учетом всех особенностей характера, с пониманием отношений в семье, с терпеливым и нежным вниманием к капризам, ворчанию, с желанием предугадать реакции пациента буквально на всё: на перемену погоды, на посетителей, на новую смену персонала, на концерт в холле…
У медиков, как правило, на это нет ни времени, ни сил.
А в хосписе без этих сил ничего не получится.
Дмитрий Левочский
Люблю читать вслух. Когда читаешь вслух, понимаешь больше. Есть даже какой-то термин для этого, но я его забыл.
В хосписе иногда просят почитать. Любопытно, что знакомые произведения превращаются для слушающих во что-то абсолютно новое, непознанное ранее.
Так, например, «Борис Годунов» совершенно поразил Светлану Ивановну, дня три она под впечатлением была, сказала: «В школе мы явно другую книгу читали…»
А Людмила Николаевна, напротив, совершенно разочаровалась в Алексее Толстом. По ее словам, «ничего более противного, мрачного и отвратительного, чем восемнадцатый век в глазах Толстого, я не знаю теперь. А раньше очень любила. Лет в двадцать».
А недавно опять читали Пушкина. На этот раз – для всех желающих.
Нет ничего лучше прозы Пушкина, правда?
Татьяна Лобанова
Это было в самом начале моего пути, все было впервые.
На меня тогда особенное впечатление произвел один молодой пациент. Его только привезли в хоспис, медсестры подготовили ему палату, он тяжело сел на кровать и сидел, опустив голову.
Смотреть на него было нелегко: невероятно худой, затуманенные глаза, резкие движения и много агрессии в тех коротких фразах, которыми он успел обменяться с медсестрами.
Наступило время обеда, и мне нужно было принести ему еду в палату, а войти было немного страшно. Я поставила тарелку супа на его столик, спросила, нужна ли ему помощь, чтобы поесть, и он грубо ответил мне: нет. Начал есть сам и опрокинул тарелку на пол. Я сходила за тряпкой, стала вытирать, он сидел и молча смотрел. А потом встал с большим трудом, посмотрел на меня неожиданно ясным взглядом
– Простите меня, я очень сильно устал.
И обнял…
Наверное, в тот момент для меня открылась вся суть паллиативной помощи.
Анастасия Жихаревич
– Наталья Александровна, запыхались? Посидите.
– Настя, если уж играть, то выигрывать. Жизнь такая короткая, Настя.
Мира Тристан
– Олег Дмитриевич, как ночь прошла?
– Плохо.
– А чего так?
– Не храпел никто.
– Вот те на! Многие жалуются, когда храпят, а для вас храп как колыбельная?
– А то как же!
– Ну хорошо, будем исправляться!
Олег Дмитриевич в прошлом водитель-дальнобойщик, человек дороги и рева мотора.
А еще он знатный шутник, а юмор, как известно, помогает жить.
Нюта Федермессер
Еду домой и читаю по дороге чат наших хосписных координаторов.
Читаю и понимаю, что ничего мне больше не нужно. Делать бы свою работу и получать бы вечерами эти сообщения и фотографии как подтверждение того, что дело мамино растет и множится и день прожит не зря.
В саду Первого московского хосписа [7] пациенты ловят немногие оставшиеся теплые денечки. В их жизни это последнее осеннее солнце и последние теплые дни. Это дорогого стоит.
7
Первый московский хоспис (ныне – Первый московский хоспис им. Веры Миллионщиковой) – первое медико-социальное учреждение для помощи неизлечимо больным людям в Москве. Выездная служба помощи пациентам на дому работает с 1994 года, стационар – с 1997 года.
В другом хосписе пациенты собрались в палате и читают вслух «Войну и мир». Когда болеешь – спешить некуда и появляется время на то, что ускользало от внимания в счастливой здоровой жизни. Хотя кто знает, какая жизнь счастливее…
А здесь пациентов привезли прямо на кроватях в холл на киносеанс. Ага. И у них тусовка. И полумрак, свет выключен. И персонал ходит на цыпочках, чтобы не мешать. И для кого-то из них этот фильм будет последним.
А в хосписе в Поречье под Ярославлем Петра Сергеевича вывезли гулять на улицу. И он до слез растрогался от запаха сырых кленовых листьев. Просто оттого, что смог увидеть, потрогать и почувствовать эту осень. И столько в нем радости и счастья от этого соприкосновения, что кажется мне, это его последняя осень…
Екатерина Чекмаева
Не устаю удивляться, насколько наши подопечные благодарные слушатели! Их радует атмосфера, музыка, улыбающиеся люди. Я вчера танцевала немного, но постоянно подходила то к одному пациенту, то к другому. Меня подозвала Нина Ивановна, попросила: «Я не могу потанцевать, потанцуй за меня». Потанцевала. Очень старалась, ведь танцевала за двоих.
У нас вчера в гостях была Татьяна, коллега из Сибири, они планируют открыть палату для паллиативных пациентов. Хотела посмотреть, что делают волонтеры в хосписе. Сначала я много показывала, рассказывала, как-то спокойно общались. А потом на концерте она подошла с горящими глазами, показывает мне руки: «У вас такая атмосфера, у меня прямо мурашки».