Настоящий Спасатель 3. Назад в СССР
Шрифт:
— Молчать! Молчать, щенок! — генерал подскочил красный, как рак и замахнулся чтобы влепить пощечину, но не успел. Я увидел, как его лицо превратилось в рожу Горбачева в очках и проснулся…
Оказывается я так сильно устал за время похода, что придя домой, проспал почти целые сутки.
Сон был настолько явственным, что мало отличался от реальности.
Все мои переживания были еще яркие, как это бывает в первые секунды, после пробуждения, но постепенно угасали. Я уже не помнил и половины своего рассказа
В комнату заглянула бабушка.
— Ты проснулся? Не хотела тебя будить, тебе Тёма твой обзвонился.
— Ба, ты веришь в коммунизм? — вдруг спросил я её.
Она пожала плечами и улыбнулась.
— Я верю, меня так приучили, что человечество должно находиться в движении к светлому будущему. Я просто знаю, что при моей жизни коммунизм не осуществится.
— Значит веришь? — душа моя наливалась гневом, ведь и ее поколение, прежде всего ее поколение обманули и предали. В девяностые тяжелее всего придется пенсионерам. Их сбережения обесценятся, а пенсии будут задерживаться по много месяцев.
— Мы с этой верой в коммунизм в тяжелой войне победу над злейшим врагом одержали.
— А в Бога веришь?
— В Бога? Верить в Бога значит верить, что человек может себя к добру повернуть. Вера в Бога — это способность человека работать над своими недостатками.
— А коммунизм это вера во что?
— Это вера в то, что все люди порядочны и думают о другом так же как о себе. Вера в то, что человек может побороть жадность.
— А разве коммунизм совместим с Богом?
— Во время войны, кто-то шел в бой молитвой на устах о Боге, кто-то со словами о Родине и Сталине. Раз победили, значит совместим.
— А ты, Максимушка, во что веришь?
— Я? Верю в разум человека, Ба. Мы — венец природы.
— Разума мало. Многие люди-то не очень умные. Одного разума для добра мало. Разум он только для себя, как лучше себе сделать. Еще и сердце должно быть.
— Ба, я верю, что разум победит вместе с сердцем, если, конечно, не будет ядерной войны, — ответил ей я, целуя в щеку.
Сколько я проспал? Я посмотрел на часы. Почти сутки.
Поужинав я связался с Тёмой.
— Ну ты где там? Надо встретиться.
— Что-то нашел?
— Нашего «задержанного» копателя зовут Славик, ты не поверишь, но его знает твоя агентша мороженица Клава, она мне такого рассказала, что ты обалдеешь.
— И чего же она рассказала?
— Э нет, не по телефону. Ты будешь прыгать до небес.
— Где встречаемся?
— На нашем месте на набережной.
Через полчаса, встретившись с другом мы прогуливались по зимней набережной города
Это время года с трудом можно назвать зимой, в российском понимании. Это все, что угодно, только не зима: осенне-весенние ливни, затем через день-два может появиться яркое, летнее солнышко — можно даже загорать, правда желающих мало, так же как и тех, кто спешил бы искупаться в холодном море.
В тот вечер мы медленно шли и разговаривали, вдыхая аромат моря по широкой части асфальтированной набережной.
Я
Рядом над пустынными пляжами летали белые чайки. Их крики вместе с шумом прибоя успокаивали.
Я рассказал, что мы не можем рассчитывать на помощь генерала Нечаева и нам самостоятельно надо думать, как раскрутить адвоката.
Срочная и важная новость заключалась в том, что Славик — задержанный копатель работал грузчиком в магазине продуктов совсем недавно.
— Угадай где он работал до этого? — Тема повернулся ко мне лицом, и держа руки в карманах куртки, вышагивал спиной вперед по направлению нашего движения.
— А он работал грузчиком на предыдущем месте работы?
— Конечно, его оттуда уволили за опоздания и прогулы.
Его лицо сияло. Тёма с трудом сдерживал улыбку и было не совсем нетрудно догадаться, соотнеся информацию о том, что его знала мороженщица.
— Он работал в Универмаге у жены Солдатенко?
— Точно и постоянно бегал с работы то за сигаретами, то за мороженным. Часто, чтобы не работать.
— Уволился сразу после ареста нашей прекрасной семейки?
— Нет раньше.
— Когда?
— Клава точно не помнит, но говорит, что раньше. На неделю или две. Покупателей же зимой мало, а этот по два раза на день ходил. А потом пришел, сказал, что уволился и попрощался.
— Тогда чем он нам полезен?
— Клава говорит, что в ту ночь, когда вывозили склад, он помогал грузить машины.
— Очень интересно. Значит, если его уволили раньше, менты его не допрашивали по причине увольнения. Он же уже не работал, значит по их мнению ничего не мог знать про вывоз товара.
— Вот именно. Про него следствию ничего не известно.
— Думаешь, он может знать куда товар вывезли? Думаешь ему прям так взяли и рассказали?
Я задумался. Он мог слышать обрывки разговоров или видеть документы.
— Ту-рум-пум-пум, — Тёма остановился и посмотрел на меня с торжествующим видом и передразнил меня, — в голове моей опилки да-да-да. Я думать не умею. Я точно, стопроцентно знаю, что он не только помогал с погрузкой, но и с разгрузкой.
— Колись уже давай, не томи
— Он выехал вместе с Василием в одной машине. На пассажирском сидении в том самом грузовике, за которым мы следили с вокзала.
— А это шанс, Тём. Нам будет проще с ним поговорить, чем вытряхивать информацию из адвоката.
— Согласен. Адвокат и сложнее и опаснее. Так ведь?
— Да, если он мутит дела и нечист на руку. То всегда найдет парочку и более воров или бандитов, которых он защищал, для того чтобы они его прикрыли.
— Я так понял, что товаров там на миллионы рублей. До сих пор не могу отойти от того, что видел. Когда мы фоткали склад я в уме посчитал — один поддон с видиками на сто тысяч рублей тянет. Их там пятьдесят или шестьдесят было. А сколько поддонов с разным добром и не сосчитать.