Настроение – Песец

Видум Инди

— Павел Тимофеевич, — повернулся бледный как мел водитель, — мне ехать дальше или ждем охрану?

— Ехать, — нахмурился Шелагин. — Охрану ждать не будем. За себя я постоять смогу. Автомобиль же не пострадал?

— Не пострадал, — признал водитель, сейчас наверняка мечтавший только о том, чтобы оказаться как можно дальше от этого автомобиля, который уже притянул первую неприятность и будет притягивать их и дальше.

Нельзя сказать, что он оказался неправ в своих желаниях: пока мы ехали, на нас нападали еще дважды. Урон был только дорожному полотну. Наш водитель вздрагивал, втягивал шею в плечи, как гигантская

черепаха, но больше не останавливался и вел машину к цели.

Павел Тимофеевич же не вздрагивал и головы не поворачивал в сторону нападавших. Мне тоже казалось, что эту машину можно взять только бомбой по типу тех, что достались мне от Живетьевой. А их вряд ли станут применять посреди оживленного города. Да и не уверен я, что у Живетьевых они остались. И они ли это?

— Стаминские балуются, — коротко ответил Шелагин, когда я его все-таки спросил. — Они привыкли решать вопросы нахрапом. Еще перед дворцом нападут, так что будь настороже.

Он оказался прав: стоило ему выйти из машины, как на него обрушился град заклинаний. Защитные артефакты выдерживали, но нападающих я определил и всех ликвидировал. Возможно, правильней было бы отправить их в сон и дать потом допросить. Но людей Грекова здесь не было, а пока они появятся, не будет уже нападавших. Я прекрасно помнил, как безопасник объяснял, почему нельзя отпускать нападавших. А эти не просто нападали: они собирались убить моего деда. Поэтому ответ должен был быть и был максимально жестким.

Павел Тимофеевич двигался неторопливо, всем своим видом показывая, что его ничуть не беспокоят мелкие комариные укусы покушавшихся. Репортеров перед дворцом хватало, но при первых атакующих заклинаниях они порскнули в разные стороны и делали съемку с безопасного расстояния, не имея возможности взять интервью. Хотя и без интервью зрелищность была обеспечена.

А Шелагин, позер несчастный, прежде чем скрыться во дворце, повернулся и помахал рукой наблюдателям, которые отметили это восторженными криками.

— Ваши артефакты подзарядить надо будет при первой возможности, — предупредил я. — Им хорошо досталось.

— А автомобильным?

— Судя по датчикам, с десяток таких поездок они выдержат. Наполнены были под завязку, потрачено меньше десяти процентов. Они массивные, в отличие от ваших.

Шел я совсем рядом с ним, чуть ли не касаясь рукой, поэтому беседовали мы без напряжения. Отстал только на подходе к залу заседаний: туда пропускали по одному и могли случайно меня засечь. А так Павел Тимофеевич прошел через двери, а я просочился через стену, при этом мы спокойно продолжали беседовать.

— Да здравствует новый император! — проорал Дорофеев. — Павла Тимофеевича на трон!

Стаминского, который стоял практически вплотную к двери, знатно перекосило.

— Александр Петрович, — гаркнул он, — давайте не будем потворствовать нарушению закона!

— Какое нарушение? Исторически сложилось так, что император — тот, кого слушается реликвия. Слушается она Павла Тимофеевича, нравится вам это или нет. Напротив, если мы оставим императорский венец за вашим внуком — вот будет реальное нарушение.

— Вы извращаете смысл закона, — возмутился Стаминский.

— Хотите опротестовать мои права? — обратился к нему Шелагин. — Наверное, стоит взять на вооружение метод покойного Константина Николаевича с вызовом на дуэль сомневающихся в моем

праве. Да, господа, признаю, реликвия выбрала меня. Она мне подчиняется, и она меня защищает, как выяснилось по дороге сюда. Последнее покушение было прямо на дворцовой площади. Не могу сказать, что мне жалко нападавших.

Он безо всякого смущения оглядел князей. Тишина стояла полнейшая, разве что Стаминский явственно скрипнул зубами. В этот раз репортеры в зал заседаний допущены не были. Наверняка такое указание дала Евгения Павловна, которой тоже пока не наблюдалось.

— Вы ее незаконно захватили, — наконец нашелся Стаминский.

— Я? Скорее это вы пытались ее незаконно удержать. Встает вопрос, почему она отказывалась признавать уже супруга вашей дочери. Не потому ли, что его кровь была не императорской?

— Да что вы говорите? — вскинулся Стаминский. — Рождающихся в императорской семье всегда тщательно проверяют.

— Да-да, лично Живетьева этим занималась, — насмешливо бросил Шелагин. — Поскольку саму Арину Ивановну уже не спросишь, сколько раз она прикрывала чужие грешки, вы можете нести все что угодно. И, кстати, что вы вообще здесь делаете? Это Совет князей, кем вы нынче не являетесь — так решила императорская реликвия.

— Или вы? — наставил на него палец Стаминский, как будто собирался расстрелять.

Не пальцем, конечно, а выпущенным заклинанием. Но бросаться заклинаниями он не рискнул — наверняка доложили о провале всех покушений.

— Для вас разницы нет, — пренебрежительно бросил Шелагин и прошел на то, место, что всегда занимал император, а не так давно пыталась узурпировать Евгения Павловна.

Возражений не последовало, даже Стаминский как-то сдулся после напоминания, что нынче его княжение под сомнением. Шелагин огляделся и как-то весело спросил:

— Господа, будем ли мы предоставлять право нахождения на Совете губернаторам? Вчера многие были резко против, но сегодня нас накрыли небольшие перемены.

— Оставили только лояльных себе, — прошипел Стаминский.

— Вы меня обвиняете? — надавил на него Шелагин.

— Что вы, я вами восхищаюсь. И предлагаю поставить на голосование, законно ли ваше владение реликвией.

— Я ею уже владею, — усмехнулся Шелагин. — И не вам сомневаться в законности моего владения. Ваши ликвидаторы сколько раз меня пытались за сегодня убить? Начиная с выезда на автомагистраль и заканчивая устроенным вами побоищем у Дворца. Пострадали непричастные люди. Кто-то за это должен ответить. И если уж говорить о законе, то ваше пребывание здесь незаконно, поскольку вчера решили, что на Совете место только для князей.

Стаминский аж задымился от злости, но страх перед императорской реликвией оказался проверенным средством против излишней болтливости. Павел Тимофеевич прекрасно справлялся и без моей помощи — уж в чем в чем, а в блефе он был искусен.

— Может, переголосуем? — без особой надежды предложил Стаминский.

— Может, и переголосуем, но без вас. Все, кто остались без поддержки реликвии, должны покинуть Совет и не влиять более на его решения.

Последнюю фразу он прорычал так, что даже до самых недогадливых дошло: власть сменилась и с ними никто не будет нянчиться. И спрашивать их позволение занять императорский трон тоже никто не будет. Потому что он занят по праву силы, что уже признано государственными структурами.