Наступление моря [Нашествие моря]
Шрифт:
Впрочем, с первого же дня их заточения унтер-офицеру Писташу удалось узнать расположение оазиса. После неоднократных усилий, рискуя сотни раз свернуть себе шею, он поднялся по разрушенной лестнице до верхней части минарета.
Выглядывая из бойниц, уверенный, что его невозможно заметить, он наблюдал широкую панораму, расстилавшуюся перед его глазами.
Внизу разбросаны были между деревьями оазиса дома селения. На протяжении от 3 до 4 километров с востока к западу находилась область Хингиза. По северному направлению выстроено было в один ряд наибольшее число домов, резко выделявшихся своей белизной среди темной зелени листвы. Судя по расположению одного из этих домов, числу построек, окруженных стенами,
Глядя на все происходившее, унтер-офицер счел необходимым предупредить об этом капитана и пригласил его подняться наверх.
Не могло быть сомнения, что в ту минуту происходил в Зенфиге род народного вече, на которое собрались несколько сотен туарегов. Слышны были крики, видны были с вершины минарета жестикулирующие люди. Но вот волнение затихло с появлением какого-то человека, явившегося в сопровождении мужчины и женщины, из дома, по мнению унтер-офицера, принадлежащего вождю туарегов.
— Это Хаджар, это он! — вскрикнул капитан Ардиган. — Я узнаю его.
— Вы правы, капитан, — отвечал Писташ, — и я также узнаю его.
Действительно, это были Хаджар, его мать Джемма и брат Сохар. При появлении на площади они встречены были всеми собравшимися криками приветствия.
Воцарилось молчание. Окруженный толпой, Хаджар начал говорить и в течение целого часа держал речь, часто прерываемую восторженными криками присутствующих. До капитана и унтер-офицера не доносилось, однако, ни одного слова этой речи. Когда закончилось собрание, снова раздались крики, и после того, как Хаджар вернулся в свой дом, воцарилось обычное спокойствие. Капитан Ардиган и Писташ спустились во двор и передали товарищам обо всем виденном ими.
— Предполагаю со своей стороны, — сказал инженер, — что собрание это состоялось, чтобы протестовать против обводнения шоттов, и за ним последует, несомненно, какое-нибудь новое нападение.
— И я так полагаю, — сказал капитан Ардиган. — Но нельзя ли заключить из всего этого, что, быть может, Пуантар снова появился в Голеа?
— Все это так, если только речь шла не о нас, — сказал унтер-офицер Писташи, — и если все эти негодяи не собрались сюда присутствовать при казни пленников!
Продолжительное молчание последовало за этим замечанием. Капитан и инженер обменялись между собой взглядом, выдававшим их тайные думы. Не следовало ли опасаться, что вождь туарегов пожелал приступить к решительным действиям для удовлетворения кипевшего в нем чувства мести, и признал необходимым собрать различные племена Хингиза в Зенфиг, чтобы дать им возможность присутствовать при публичной казни? С другой стороны, возможна ли была надежда на какую-либо помощь со стороны Бискры либо со стороны Голеа, если лейтенанту Вильетту было неизвестно, куда были уведены пленные и во власти какого из племен находились они? Прежде чем сойти с минарета, капитан Ардиган и унтер-офицер в последний раз оглядели всю часть Мельрира, расстилавшуюся перед ними. Одинаковая пустыня виднелась как с севера, так и с юга. На западе и востоке тоже было пусто. Что же касается отряда лейтенанта Вильетта, то, допуская предположение, что произведенные им розыски довели его до Зенфига, —
Оставалось, следовательно, ждать, что могло произойти дальше! С минуты на минуту ворота борджи могли раскрыться перед Хаджаром и его приближенными. Возможно ли было какое-либо сопротивление, если вождь туарегов прикажет увести их на площадь и казнить там? И разве отложенное сегодня не могло совершиться на следующий день? День прошел, однако, не принеся никаких перемен в их положении. Доставленной им с утра провизии оказалось достаточно, и с наступлением вечера пленники расположились снова на подстилке из травы в комнате, в которой проведена была ими предыдущая ночь.
Не прошло и получаса после того, как они улеглись, как послышался шум снаружи. Не обходил ли дозором, какой-нибудь тарги вокруг стены? Не раскроются ли ворота? Не явятся ли за пленниками посланные Хаджара?
Поднявшись тотчас, унтер-офицер притаился у дверей и стал прислушиваться. До слуха его не доносился шум шагов, это, скорее, было что-то вроде заглушенного и жалобного тявканья. Какая-то собака бродила вокруг наружной стены.
— Это Куп-а-Кер!.. Это он, это он! — воскликнул Писташ.
Распластавшись на полу у порога, он стал кликать собаку:
— Куп-а-Кер, Куп-а-Кер!.. Ты ли это, мой добрый пес?
Узнав голос унтер-офицера, так же как узнан был бы им голос самого Николя, животное отвечало новым, сдержанным лаем.
— Да, это мы, Куп-а-Кер, это мы! — повторял Писташ. — Ах, если бы ты мог отыскать и старшего вахмистра и твоего друга Ва-Делавана? И известить их, что мы заточены здесь!
Капитан Ардиган и остальные подошли ближе к дверям. Нельзя ли было воспользоваться псом для того, чтобы завязать сношения с товарищами, — мелькнула у них мысль! Если к его ошейнику привязать записку?.. И, кто знает, быть может, верному животному и удалось бы, подчиняясь своему инстинкту, отыскать лейтенанта! Вильетт же, узнав о месте нахождения товарищей, несомненно, примет меры к их освобождению! Во всяком случае, необходимо было устранить всякую возможность встречи собаки с кем-нибудь у ворот борджи. А потому бригадир обратился к нему:
— Уходи, милый пес. Уходи! — Собака, казалось, поняла это; она отошла в сторону, потявкав в знак прощания. На следующий день, как и накануне, пленникам была доставлена провизия и можно было надеяться, что и в продолжение наступающего дня не произойдет перемены в их положении.
На следующую ночь собака не возвращалась; по крайней мере Писташ, стороживший ее приход, не слышал лая, что заставило его подумать, не пострадало ли несчастное животное, так, что быть может, и не придется снова свидеться с ним.
Последующие два дня не отмечены были никакими происшествиями, и в течение их не замечалось особого оживления в селении.
24-го числа, около 11 часов утра, капитаном Ардиганом, занимавшим наблюдательный пост наверху минарета, было замечено какое-то движение в Зенфиге. Доносились необычные звуки, топот коней, лязг оружия. Одновременно все население потянулось на главную площадь, по направлению к которой двигалось также значительное число всадников.
Не наступил ли день, когда суждено было капитану Ардигану и его товарищам предстать перед Хаджаром.
Нет, и на этот раз все обошлось благополучно. Наоборот, все предвещало близкий отъезд вождя туарегов. Сидя на коне посередине площади, он делал смотр сотне туарегов. Полчаса спустя Хаджар встал во главе этих всадников, и, выйдя за пределы селения, направился к востоку от Хингиза. Капитан тотчас же спустился и объявил об этом товарищам.
— Предпринимается, кажется, набег на Голеа, где, вероятно, работы возобновились, — сказал инженер.
— Кто знает, не повстречался ли Хаджар с Вильеттом? — заметил капитан.