Наступление продолжается
Шрифт:
— Надо настроение противника учитывать, — заметил Гурьев.
Капитан пренебрежительно повел плечом:
— Еще чего! Бить его надо, а не учитывать!..
— Бить-то надо, но именно с учетом его настроения. Вот в летних боях у немца какая задача была? Усидеть, удержаться. А нынче — вырваться любой ценой. Поэтому он сейчас напористее. Нельзя было раньше времени рапортовать!
— А Суворов сначала доносил о взятии города, а потом брал его, — невесело улыбнулся Яковенко.
—
Яковенко только полыхнул сердитым взглядом по Гурьеву, но ничего не сказал. Наклонив лицо к столу и вытащив табак, он стал старательно скручивать папиросу. Дело у него на этот раз не ладилось, хотя он и был опытным курильщиком: табак сыпался, бумага раскручивалась…
Гурьев допил чай, вышел из-за стола и вынул из своей сумки небольшой листок.
— Из штаба полка звонили, письменное объяснение требуют. Я заготовил. Подпишите, товарищ капитан.
— Давай! — протянул руку Яковенко. Он читал медленно, внимательно, вдумываясь в каждое слово. Гурьев с удивлением видел, что по мере чтения у Яковенко от щек к ушам, словно разгорающееся пламя, подымался румянец.
— Что же ты пишешь? — с недовольством сказал Яковенко. — «Рубеж, достигнутый батальоном, в устном донесении был указан не точно. Батальон вышел не к южной окраине с. Комаровка, а 600 м южнее. 2-я стрелковая рота но моему приказу атаковала противника в нецелесообразных для атаки условиях…» Ты что же? Хочешь, чтобы я сам про себя такое написал?..
— Разве здесь написана неправда? — удивился Гурьев. — Есть ошибка — от нее никуда не уйдешь. Тут уж надо мужество иметь.
Яковенко резко поднялся из-за стола. Лицо его побагровело.
— Повоюй с мое! — ударил он кулаком по столу. — Ордена и медали на нем дружно звякнули. — Повоюй с мое, тогда будешь меня мужеству учить!
Гурьев тоже поднялся. Он хотел ответить комбату, но тот не слушал.
— Ты что, — громко, почти крича, спрашивал он, — нарочно меня подводишь? Может, сам командовать батальоном хочешь? А я-то тебя считал другом…
Гурьев махнул рукой и, набросив полушубок, вышел.
И только сейчас капитан увидел Бобылева, стоящего у двери. Замполит вошел с минуту назад, но в пылу разговора ни Гурьев, ни Яковенко не заметили его.
— А чем он тебе не друг? — неторопливо спросил Бобылев. — Только тем разве, что твоей вины замазывать не хочет? Если так, то, выходит, и я тебе плохой друг?
— И ты тоже? — Яковенко, сгорбившись, опустился за стол.
Бобылев, прищурившись, посмотрел на комбата. Он знал, что в эту минуту разговаривать с Яковенко бесполезно: тот слишком возбужден, чтобы рассуждать здраво. Лучше потом поговорить.
Бобылев вышел, а Яковенко
Дверь со скрипом отворилась. Яковенко сразу встал. В хату вошел Бересов.
— Ну как, голубчик? — в упор спросил подполковник.
Яковенко вздрогнул и вытянул руки по швам. Он знал, что если уж Бересов назвал голубчиком, значит, держись: разговор будет крутой.
— Садись! — приказал Бересов и сам сел за стол, скрестив пальцы своих больших рук. — Ну, рассказывай…
Яковенко начал взволнованно и подробно докладывать о том, как прошел бой. Бересов вдруг прервал на полуслове.
— Ладно! — тяжко сказал он, вставая. — Батальон Гурьев примет. А ты иди, лечись.
— Где Гурьев? — спросил Бересов, оглядывая комнату.
— Сейчас позову! — Яковенко на минуту скрылся за дверью.
Вошел Гурьев.
Бересов испытующе посмотрел на него.
— Придется тебе батальоном покомандовать, пока Яковенко лечиться будет. — Помедлив, спросил: — Как, товарищ Гурьев, готов к этому?
Весь напружинясь, ломая недокрученную папиросу, Яковенко ждал, что ответит Гурьев.
Замещать командира батальона Гурьеву приходилось не раз. Но брался он за это без особой охоты. Да и бывало это главным образом в походе или в минуты боевого затишья. В большом бою Гурьев батальоном еще не командовал.
Гурьев ответил Бересову не сразу. И Яковенко с надеждой подумал: «Может, Бересов перерешит… оставит меня».
— Готов принять командование батальоном, товарищ подполковник, — проговорил наконец Гурьев.
— Ну что ж, добро! — Бересов глянул на Яковенко.
В душе подполковник немножко удивился такой решительности Гурьева. Но он хорошо знал этого офицера и давно к нему приглядывался. Гурьеву дважды предлагали повышение — должность в штабе полка. Он неизменно отказывался. И Бересову было известно, почему. Не потому что Гурьев побаивался большей ответственности. Просто ему не хотелось покидать батальон, с которым сроднился.
Бересов был уверен, что Гурьев с батальоном справится.
— Ну, что ж, — командир полка снова посмотрел на Яковенко, — сдавай дела и отправляйся лечиться. Ясно?
— Товарищ подполковник…
— Лечись, сказано! — совсем строго глядя из-под мохнатых бровей, повторил Бересов.
— Ясно. Разрешите идти? — выкрикнул Яковенко.
Не дожидаясь ответа, рывком, не замечая боли в раненой руке, он вскочил из-за стола, неловко набросил на голову кубанку и быстро вышел, почти выбежал из хаты. Слезы и стыд душили его.