Настя
Шрифт:
Я много фотографирую. Генерал Пак научил меня вставлять плёнку так, чтобы было можно сделать на один кадр больше. С нетерпением жду встречи с мамой и отчимом. От наших пхеньянских дальних родственников узнала, что в семье у тёти из Сеула почти все убежали на юг. Моя старшая двоюродная сестра (тоже была Ким Сон А в детстве) теперь жена бывшего мэра Сеула Ли Ки Пуна, а два двоюродных брата — офицеры южнокорейской армии. Народу не нужна война. Почему мы, родственники, — должны убивать друг друга. Неужели нельзя было договориться…
Высылаю тебе адрес тёти в Сеуле. Мою зенитку оставляют в
Что-то много в её письме генерала Пака.
Я вспомнил высокого красавчика принимавшего от меня мандаринки для Насти. Тут, собирающийся в душ, Васечка замечает сметанообразное пятно на полу.
— Ну вот. Осторожнее надо. Сметана она же денег стоит. У нас доярки после дойки всегда сметаной ладони смазывали. Для мягкости.
Этот баклан наклоняется и, собрав в ладони студенистую массу, начинает интенсивно втирать в руки. Потом подумав, начинает размазывать по щекам и лбу.
Меня чуть кондратий не хватил. Я, как рыба ловил ртом воздух, вытирая слёзы беззвучного смеха.
— Ты чего трясёшься? — спрашивает кандидат на омоложение кожи.
Потом его осеняет страшная догадка. Он брезгливо нюхает руки. Лицо перекашивается и Васечка как Кинг-Конг орёт:
— Жаров, я тебя убью.
Я не стал ждать приведения приговора в исполнение, а как был в майке, трениках и тапках — рванул в коридор и вниз по лестнице. Мои мозги уже тряслись нормально, а вот у Колобка с передвижением были проблемы. Поэтому я лихо рванув, забежал к Мстиславу на чай, откупившись за пару «Мишек на севере» текстом недавно исполненной песни…
Вечер. Иду с Колобком встречать будущих одноклубников на Белорусский вокзал. Вот подходит поезд. Обнимаем улыбающуюся Зайцеву, ручкуемся с Эпштейном и командой. Весельчак Боря Кузнецов разыграл тугоухого Маслёнкина на сходстве прозвища «Масло» и фамилии нашего тренера. Хоть такое случилось уже не первый раз — команда дружно гоготала над попавшем впросак одноклубником. Завтра у Тани Зайцевой день рождения. Двадцать пять подруге. Васечка, вновь попавший под женские чары, по дороге домой просил меня, хоть и клялся в общаге весь день не разговаривать:
— Напиши для неё поздравление. А? — Заглядывает мне в глаза, забежав вперёд, — Тебе же ничего не стоит. А у меня скучно-обычно получается… А я забуду про «сметану»… И ты тоже… Не надо… Смеяться будут.
Я припомнил стишок одной знакомой Татьяне. Там нужно всего то пару строчек поменять.
— Ладно. Сочиню. — Протягиваю Ваську руку, — Мир?
Быстроотходчивый друг, устав от словесного воздержания, начал мне пересказывать книгу «Голова профессора Доуэля».
— Представь, что на твоё молодое тело наденут башку старика… — И сам, зажмурившись, передёрнулся. — Я бы, наверное, умом тронулся…
А я вот ничего. Цвету и пахну.
Маслов из Горького, а Васильев из Ленинграда — приедут завтра утром. А я, проштудировав учебник для сдачи последнего экзамена, начал сочинять записку про тотальный футбол. В общих чертах я уже нарисовал Маслову картину. Теперь нужны подробности и выработка плана
Забежавшая перед отбоем Даша сказала, что вовкиного учителя Мильграма после письма «доброжелателей» из школы уволили, а её «Колыбельную» кураторы из ЦК партии — зарубили. «За пессимизм и упадничество». Такие вот сказки на ночь.
Закрывая глаза, напомнил себе, что утром нужно ещё письмо Насте написать. А то четыре дня без писем. Для влюблённой девушки это не легко. В пограничном состоянии в мой мозг загрузилась картинка из будущего, где Буланова поёт про поднятую мной тему на китайском языке… https://youtu.be/Na_VAEKHgN0?t=1
8 июня 1950 года.
Пришёл с Васильевым на родной стадион «лётчиков» в Лефортово за пару часов до игры. Познакомившись с тренером, ленинградец пошёл дальше знакомиться с командой. А я в беседе с Масловым загнул про новую схему:
— Нужно научить игроков взаимозаменяемости и подстраховке. Чтобы защитники не боялись прорываться по флангу или идти в чужую штрафную при угловых. Чтобы нападающие изматывали персональщиков постоянными перемещениями, а полузащитники смело врывались в свободные зоны. Для этого нужна не только физическая подготовка, но и изменение самой сути игры.
Маслов кивнул:
— Этому не год и не два учить надо. Но, надо… А пока и 4-2-4 хорошо работает. То, что у нас в позиционной защите шестеро против их пятерых, а в нападении тоже наших шестеро против их пятерых — огромный плюс для команды. А в этот твой «тотальный футбол» не раньше весны заиграем. Есть конечно двужильные игроки типа Маслёнкина, но остальным нужно физическую форму под твои нормативы подтягивать. Семь потов на каждой тренировке. «Старичков» я особо не гоняю, а с «молодыми» Зайцева массаж делает после игры. Уж, как она их там восстанавливает — не видел, но после игры к ней гурьбой несуться. Видать у девушки руки «золотые».
Она — мастер по мотивированию игроков, — подумал, увидев Колобка с букетом цветов.
А потом улыбнулся представив, что Зайцева в своей безмерной фантазии может вытворять с дорвавшимися до неё игроками…
Матч проходил обыденно. Волны атак морячков разбивались перед штрафной «Торпедо». Татушин помогая защите умудрился раз пять перехватить мяч. Наш полузащитник смотрел не на мяч в ногах соперника, а на его лицо, на направление взгляда. И как только оппонент поднимал ногу, чтоб отдать пас — на траекторию движения круглого устремлялся Татушин. Он пару раз давал мяч на выход нашим нападающим, но те бесславно запарывали моменты.