Natura bestiarum.
Шрифт:
— И чем история кончилась?
— В былые времена гореть бы им всем скопом, вместе с девицами и матронами. Сейчас, но в ином месте его, верней всего, попросту отправили бы за решетку и в довесок всыпали б плетей; но — сам понимаешь, местная специфика маленьких городков… Отец той самой девицы, что пожаловалась первой, предложил тюремное заключение сменить на дорогу к алтарю. Теперь уж и сама девица не перечила.
— На что только не пойдешь ради их прелестей, — вздохнул охотник с мечтательной улыбкой и, посерьезнев, вздохнул: — Ну, а теперь, Молот Ведьм, давай. О чем ты хотел поговорить таком, что даже спровадил эту милашку
— Ликантроп, — пояснил он. — Это сейчас, если не ошибаюсь, самая животрепещущая тема. Отчего ты спокоен?
— А что же я должен делать? В панике бегать здесь, сшибая столы?
— «Ночь полной силы», — выговорил Курт с расстановкой. — Чем она отлична от прочих и чем грозит нам? И если грозит — повторю свой вопрос: отчего ты спокоен? Если же не грозит, для чего уделять ей особое внимание в рассказе о ликантропах?
— Для того, что ты об этом просил, помнишь? Ты хотел знать все, что знаю я и не знаешь ты, о вервольфах, стригах, ведьмах, призраках и прочей шушере. Я и говорил все. Все, что в голову пришло, что помнил и слышал… Слушай, — почти со снисхождением улыбнулся тот, — это просто так звучит — «ночь полной силы»; красиво и таинственно, просто потому что слова так легли. А на деле это лишь констатация факта, не более.
— Но факт констатируется вполне определенный, и притом отличный от фактов, имеющих место в прочее время.
— В прочее время… — вздохнул тот устало, усевшись поудобнее. — Если это вервольф неопытный еще, молодой, со своей сущностью не объединившийся — в эту ночь он подступает к такому объединению ближе всего. Могут быть примечены даже признаки разумности; ну, ты понимаешь — все варьируется, в зависимости от того, насколько особь зрелая. Если совсем молокосос — перемен почти никаких, в эту ночь он такая же тупая зверюга, как и в любую другую из пред- или послеполнолунных. У уже взрослого тоже не заметно особой разницы; да что там — ее просто нет. Такая же непозволительно разумная зверюга, как и в иные ночи. Это если иметь в виду таких, как наш приятель — кто оборачивается в волка. Если говорить о тех, кто попадается чаще, о двуногих тварях со страховидными мордами невнятного генуса, то они в эту ночь попросту чуть менее бешеные. У этих почти никогда не случается совместить два естества; они смутно помнят, что делали в ином облике, и плохо себя контролируют. Примерно то же относится и к полноценным волкам в возрасте не зрелом, но уже и не юном. Доходчиво, или нужны дальнейшие растолкования?
— Стало быть, — подытожил Курт, — если ты прав, и наш сосед есть особь уже взрослая, если он и без того отлично осознавал, что делает и для чего, в эту ночь ничего не изменится — разве что он, быть может, будет лучше владеть своим волчьим телом, ибо достигнет пика единения с волчьей сутью. Так?
— Тебе трактаты надо писать. Эк завернул — «пик единения»…
— Если же мы имели бы дело с молодняком, то никакой особенной разницы в поведении замечено не было бы.
— Да, но, к сожалению, это явно не наш случай.
— Уверен?
— Вспомни, как он вел себя в конюшне. Он знал, что на шум выбежит хоть кто-нибудь, и затаился там, ибо рассчитывал на этого кого-нибудь напуститься. Он караулит нас здесь — не уходит днем, подумав «а что я тут делаю?»; он дожидается ночи, оборачивается и нападает. Эта тварь знает, что делает.
— Все эти сведения — личный опыт? Или наработки ваших теоретиков?
— Опасаешься за
— Или рассказал о себе после третьей бутылки, — возразил Курт. — Особенно молодому поколению, глядящему снизу вверх на бывалого героя-истребителя.
— У нас не принято, — ревниво отозвался Ван Аллен. — Можно травить байки о том, что после убиения твари тебе отдались все девки местной деревни, но о самих тварях — не врут. От этого жизнь зависит. Именно так, а не из древних рукописей, мы узнаём, что, просто пережив укус стрига, стригом не станешь, выжив после нападения вервольфа, не обратишься им, а некоторых призраков нельзя увидеть, если смотреть на них.
— А как же? — приподнял брови Курт; тот наставительно кивнул:
— Во-от. В твоих умных книжках, небось, таким мелочам внимания не уделяют, зато это можно услышать от какого-нибудь дядюшки Ханса, который вчера как раз возвратился из заброшенного дома. Ты хотел дележа опытом? Пожалста. Кое-кто из призраков, если смотреть на него прямо, тут же становится невидим — его можно разглядеть лишь боковым зрением, там, на грани видимости. Само собою, из-за этого сложно работать, и тут есть свои маленькие хитрости, которыми, уж извиняйте, не поделишься — нарабатываются только долгой практикой.
— Ну, как становятся призраками, я приблизительно представляю, — спустя мгновение задумчивости произнес Курт неспешно. — О том, что укус стрига не делает человека таким же, знаю на собственном опыте…
— Фу, — с сострадательным омерзением заметил охотник.
— Да уж, — покривился он. — Не то слово… Процесс обращения стрига мне известен. Также по опыту, накопленному зондергруппой, и свидетельским показаниям знаю о том, что рана, нанесенная ликантропом, может убить, но не обратить… Не знаю одного: как становятся оборотнями?
— Ты всерьез? — не пытаясь скрыть снисходительной усмешки, переспросил Ван Аллен. — Ваши мудрецы не знают такой простой вещи?
— Даю минуту на то, чтобы насладиться собственным превосходством, — дозволил Курт. — После чего еще минуту можешь посвятить воспоминаниям о том, что я тебе уже говорил о таимых вами сведениях, наряду с несущественными — жизненно важных.
— Да ладно, — примирительно отмахнулся охотник. — В самом деле — откуда вам знать, вам от роду чуть больше тридцати лет, а вашей зондергруппе, насколько мне известно, и вовсе не больше десятка… Ну, с вервольфами все куда проще и — сложней, чем со стригами. Те могут обратить… ну, или попытаться обратить кого угодно; в худшем случае ничего не получится, и подопытный двинет концы…
— В худшем случае, — возразил он, — из подопытного выйдет упырь. Видел, быть может — такие облезлые, смердящие и тупые.
— Да?.. а я полагал их другой разновидностью. Видишь, и вам известно что-то, что не известно нам… А вервольфы — эти размножаются исключительно старым дедовским способом.
— Не понял, — нахмурился Курт, и тот вздохнул с показной усталостью:
— Вервольфами, Молот Ведьм, не становятся — ими рождаются. Только так, и никак иначе.