Натурщица
Шрифт:
Он не отвечал. И тогда, отлично понимая своим порочным женским чутьем, что выводит его из себя, она принялась напевать тот навязчивый мотив, которым нам так прожужжали уши за последние два года:
Глядел я в небеса...— Прошу тебя, замолчи! — прошептал он.
— С какой стати я должна молчать? — крикнула она в
Он ответил:
— Это портит нам пейзаж.
Разыгралась сцена, безобразная, нелепая, с неожиданными попреками, вздорными обвинениями и, в довершение всего, со слезами. Все было пущено в ход. Они вернулись домой. Он не останавливал ее, не возражал, одурманенный божественной истомой вечера и оглушенный этим градом пошлостей.
Три месяца спустя он отчаянно бился в невидимых неразрывных сетях, какими подобная связь опутывает нашу жизнь. Она держала его крепко, изводила, терзала. Они ссорились с утра до ночи, бранились и даже дрались.
Наконец он решился покончить, порвать с ней во что бы то ни стало. Он распродал все свои холсты, занял денег у друзей, собрал двадцать тысяч франков (тогда еще он был малоизвестен) и однажды утром оставил их у нее на камине вместе с прощальным письмом.
Он нашел пристанище у меня.
Часа в три раздался звонок. Я пошел отворять. На меня кинулась какая-то женщина, оттолкнула меня, вбежала в дверь и ворвалась в мастерскую; это была она.
Увидев ее, он поднялся с места.
Жестом, полным истинного благородства, она швырнула к его ногам конверт с банковыми билетами и сказала отрывисто:
— Вот ваши деньги. Не нужно мне их.
Она была очень бледна, вся дрожала и, видимо, готова была на любое безумство. А он тоже побледнел, побледнел от гнева и бешенства и, очевидно, готов был на все.
Он спросил:
— Что вам угодно? Она отвечала:
— Я не желаю, чтобы со мной обращались, как с девкой. Ведь это вы за мной гонялись, вы меня соблазнили. Я ничего у вас не просила. Вернитесь ко мне.
Он топнул ногой:
— Ну нет, это слишком! Если ты воображаешь, что ты...
Я схватил его за руку.
— Замолчи, Жан. Предоставь это мне.
Я подошел к ней и тихонько, осторожно стал ее уговаривать; я исчерпал весь запас доводов, к каким прибегают в подобных случаях. Она слушала меня молча, стоя неподвижно, с застывшим
В конце концов, не зная, что сказать, и чувствуя, что дело может плохо кончиться, я отважился на последнее средство. Я заявил:
— Он любит тебя по-прежнему, милочка, но родные хотят его женить, и ты сама понимаешь...
Она подскочила.
— Ах... вот оно что... Теперь я понимаю!.. И повернулась к нему:
— Ты... ты... ты женишься?
— Да, — отрезал он.
Она ринулась вперед.
— Если ты женишься, я покончу с собой... Слышишь?
Он пожал плечами:
— Ну что же... кончай с собой.
Она произнесла, запинаясь, сдавленным от отчаяния голосом:
— Что ты сказал?.. Что ты сказал?.. Повтори!..
Он повторил:
— Ну что же, кончай с собой, если тебе так хочется.
По-прежнему бледная, как смерть, она пролепетала:
— Не доводи меня до этого. Я выброшусь в окно.
Он рассмеялся, подошел к окну, распахнул его настежь и с поклоном, словно уступая ей дорогу, как галантный кавалер, воскликнул:
— Пожалуйте! Проходите первая!
С минуту она смотрела на него неподвижным, отчаянным, безумным взглядом; потом с разбегу, словно собираясь перепрыгнуть через изгородь в поле, она пронеслась мимо меня, мимо него, вскочила на подоконник и исчезла...
Никогда не забуду страшного впечатления от этого раскрытого окна, в котором только что мелькнуло падающее тело; в тот миг окно показалось мне огромным, как небо, и пустым, как пространство. И я невольно отступил, не смея взглянуть туда, как будто сам боялся упасть.
Жан в ужасе замер на месте.
Бедную девушку подобрали с переломанными ногами. Она никогда уже не сможет ходить.
Ее любовник, обезумев от раскаяния, а также, быть может, тронутый ее поступком, перевез ее к себе и женился на ней.
Вот и все, милый друг.
Приближался вечер. Больная озябла и пожелала вернуться домой; слуга снова покатил ее кресло по направлению к поселку. Художник шел рядом с женой, и за целый час они не перемолвились ни словом.