Натюр Морт (сборник)
Шрифт:
— С ума вы сошли, молодой человек! Забыли, где работаете?
— Тогда с чего у людей морды битые? — с тупым недоумением воззрился на него Белогорский.
— Всякому действию есть противодействие, — пожал плечами Ферт. — Настоящий этап нашего развития предусматривает борьбу со всевозможными проявлениями культа смерти. Общество инертно и косно, оно не желает расставаться с традициями, которые успели уже превратиться в инстинкты. Вот и деремся, — молвил инструктор с неожиданной простотой. — И до вас, коллега, очередь дойдет, не беспокойтесь.
— Я не беспокоюсь, — ответил Антон недовольно и отошел.
Часом позже его подозвал к себе Коквин.
— Завтра
— А поподробнее нельзя? — спросил грубовато Антон.
Коквин смерил его взглядом.
— Почему нет, пожалуйста. Нужно будет взять под контроль морг, крематорий и церковь. Действовать по обстановке — конечно, при возможности действия. В случае численного перевеса противника — отступить. Ну как — ясно в общих чертах?
— Что-то вырисовывается, — согласился Белогорский.
— Завтра не забудь принести пальто, шапку и брюки попроще, — предупредил его Коквин.
Следующий день — морозный и солнечный — начался с мелкого самодурства.
— Построиться, — хрюкнул Недошивин, враждебно глядя на группу.
— Чего? — протянул потрясенный Холомьев. — Видали — калиф на час!
Глаза у ангелоподобного Злоказова сделались — как по Ерофееву — отхожими. Щусь наморщил нос, Белогорский напустил на себя непрошибаемый вид.
— Осади, — процедил Злоказов. — Не то, когда меня поставят…
— Черт с вами, — Недошивин еще больше насупился, хотя больше было уже некуда.
— То-то, — успокоился Холомьев. — А то — «построимся»…
— Слушай маршрут, — Недошивин повысил голос, не желая уступать ни пяди сверх потерянного. — Пункт первый — морг Мариинской больницы. После — церковь, за ней — крематорий или погост, куда повезут. И там, и там попытаемся отбить. Вопросы?
Команда молчала. Антон, как самый зеленый, счел нужным все-таки спросить:
— Я не совсем понял — что отбить? Покойника?
— Покойника, — прохрипел Недошивин.
Белогорский широко раскрыл глаза:
— Да? А зачем?
Тут Злоказов толкнул его локтем:
— Чего ты пристал? Время придет — увидишь. Это ж враг, бестолочь!
Антон замолчал.
— Форму снять, переодеться в гражданское, — приказал Недошивин.
Дотошный Антон собрался снова влезть с расспросами, но в этот раз его остановил Щусь:
— Куда ж нам светиться-то, подумай?
Уже потом, когда акция осталась в прошлом, Антон нашел вполне естественным, что «УЖАС» не афиширует эту сторону своей деятельности. Если существование врага еще могло быть принято как обязательное условие, то методы борьбы с ним могли показаться непосвященным недостаточно привлекательными. Однако Белогорский уже не видел ничего зазорного в выражении «на войне как на войне» и безропотно переоделся.
По дороге в морг Антон сморозил чудовищную глупость: предложил купить цветы — с единственной целью замаскироваться в толпе скорбящих. Но даже обычно доброжелательный Щусь поднял его на смех.
— Для сотрудника «УЖАСА» принести на похороны цветы — примерно то же, что вдове явиться в подвенечном платье, — сказал Щусь Антону. — Или обожраться окороком еврею. Как ты не понимаешь, что все наши силы направлены против идиотских, сатанинских ритуалов?
— Понял, понял, — огрызнулся Антон. — Что вы все на меня набросились?
…Возле морга
Наконец, их пригласили внутрь: в холодном, бедном помещении стоял средней пышности гроб с желтым, окоченевшим мертвецом внутри. Усопшего обступили разреженным кольцом, начались всхлипывания, сопровождавшиеся испуганным шушуканьем. Антон скосил глаза на Злоказова, державшегося в отдалении — тому с трудом удавалось удерживать на лице приличествующее случаю выражение. Недошивин глядел преимущественно в пол и лишь изредка зыркал исподлобья колючими глазками. Щусь, входя в роль, повесил голову; время от времени он быстро, непродуманно крестился. Холомьев стоял, словно проглотил аршин, и глазел по сторонам, взглядом плавая над поникшими головами собравшихся.
К общему облегчению лазутчиков, прощание, больше похожее — с учетом предстоявших обрядов — на первую встречу, не затянулось надолго. Гроб закрыли крышкой; Злоказов, уже не таясь, недобро фыркнул при виде его траурной отделки. Но мало кто обратил внимание на демарш неизвестного. Груз затолкнули в ископаемый ледяной автобус, ближайшие родственники расселись внутри по периметру, а все остальные потянулись во вторую, более комфортабельную, машину.
— Вы, простите, кем ему приходитесь? — тихо и боязливо спросила там у Холомьева безутешная дама в старомодной вуали.
Холомьев поднес палец к своему щелевидному рту и возмущенно зашипел. Дама замахала руками, прослезилась и присела на краешек сиденья в уголке.
Ехали чинно, без слов. Возле церкви высадились, мужчины сдернули шапки. Антон, не имевший привычки посещать храм, испытывал смешанное чувство почтения и раздражения. Его спутники тоже ощущали себя не в своей тарелке. С одной стороны, «УЖАС» приветствовал религию как способ пропаганды активного утверждения жизни. С другой стороны, отношение церкви ко всему, что было связано со смертью, казалось ему неприемлемым.
Вдобавок пришлось долго ждать, пока закончатся разнообразные молебны и песнопения, непосредственно с отпеванием не связанные. Пятерка пришельцев разбрелась по храму и занялась равнодушным созерцанием икон. В церкви было жарко от огня и людского дыхания; запах ладана и воска безуспешно пытался напомнить Антону о чем-то давным-давно позабытом. Тем не менее, в душе его установилось нечто сродни гармонии, и отпевание он встретил хоть и в штыки, но все же не так неприязненно, как остальные.
Недошивин — на сей раз до самого конца процедуры — уставился в пол, дабы никто не увидел его глаз. Кулаки вице-звеньевого были крепко стиснуты. Холомьев, напротив, далеко вытянул шею, чтобы ничего не пропустить и после иметь право предъявить счет по всем статьям ущерба его моральному «я». Злоказов стоял отвернувшись, а Щусь перебегал с места на место, испытывая нужду в разнообразии вообще. Когда ему это надоело, он незаметно подошел к Антону и, еле сдерживаясь, шепнул: «Анекдот. Идут похороны. Стоит толпа. Выскакивает мужичонка, подбегает к гробу, что-то сует и спешит на место. А там объясняет: „Цветов не было, так я шоколадку положил"“.