Натюрморт с дятлом

Роббинс Том

6

Принцесса жила в мансарде.

Много лет чердак служил ей любимой детской – уютной комнатой, скрытой от посторонних глаз. Принцессе нравился низкий скошенный потолок и отсутствие обоев с фамильными гербами. Еще ребенком она любовалась видом на Пьюджет-Саунд из западного окна мансарды и на Каскадные горы [13] – из восточного. Среди гор особенно выделялась одна – массивная, с остроконечной вершиной, за которую цеплялись облака; в те дни, когда в воздухе не висел мутный туман или морось, она почти заслоняла собой восточное окошко. У горы было название, но Ли-Шери никак не могла его припомнить.

13

Каскадные

горы – горная цепь в системе Кордильер. Длина ок. 1000 км.

«Кажется, это какое-то индейское слово», – морщила она лоб. «Тонто? [14] » – высказала догадку ее мать.

Теперь окна были закрашены черной краской – за исключением тонкой полоски, сквозь которую принцесса иногда могла разглядеть кусочек луны.

Принцесса жила в мансарде и вниз не спускалась. Не то чтобы была не в состоянии – ей просто не хотелось. Она, конечно, вполне могла бы и окна раскрыть, и краску счистить, но также предпочитала этого не делать. Это была ее идея – забить окна досками и выкрасить их в черный цвет. Чердак освещала одинокая лампочка на сорок ватт – еще одна задумка Ли-Шери. Обставила мансарду принцесса, разумеется, тоже сама. Убранство состояло из единственной койки, ночного горшка и пачки сигарет «Кэмел».

14

Дурачок (итал. пренебр.).

7

Когда-то Ли-Шери, как все молодые девушки, жила вместе с родителями. На втором этаже, в северном крыле дома, у нее была своя комната, где стояла нормальная кровать, мягкое кресло, письменный стол и комод с зеркалом, бельем и косметикой. Там был проигрыватель, предназначенный для воспроизведения любимого рок-н-ролла, и зеркало, которое воспроизводило приятный во всех отношениях образ самой принцессы. На окнах висели портьеры, пол устилали фамильные ковры, а развешанные на стенах постеры с видами Гавайских островов соседствовали с фотографиями Ральфа Надера.

В сравнении с «огромным внешним миром», по которому томилась душа принцессы, комната иногда казалась тесной и душной, но Ли-Шери по-своему ее любила и каждый вечер, после окончания занятий в колледже и очередной отсрочки заседания какого-то там комитета по каким-то там экологическим вопросам, охотно возвращалась домой.

Даже когда ее вытурили из болельщицкой группы поддержки в университете Дж. Вашингтона – унизительное переживание, из-за которого принцесса бросила колледж, – она продолжала сидеть в своей комнатке с упрямством наутилуса в раковине. В то время она жила вместе с Прекрасным Принцем.

Прекрасный Принц был жабой. Он обитал в террариуме, который стоял в изножье принцессиной кровати. И – да, да, любопытные вы мои, она его целовала. Один раз. Слегка. И – да, почувствовала себя полной идиоткой. Настоящие принцессы поневоле задаются такими вопросами, каких нам, простым смертным, не понять. Кроме того, обстоятельства, при которых в жизни Ли-Шери появилась жаба, весьма способствовали проявлению некоторой суеверности, да и вообще, скажите на милость, разве один-единственный легкий чмок в жабью макушку более нелеп, чем лобызание фотографии своего кумира – а кто из нас в жизни не целовал фотографий? Фото Ральфа Надера, к примеру, принцесса целовала довольно часто.

Пожалуй, здесь следует заметить, что фрейдистские исследователи, занятые анализом детских сказок, усматривали в поцелуях с жабами и лягушками не что иное, как символ «феллацио». В этом вопросе на уровне сознания принцесса Ли-Шери была абсолютно невинна, хотя и не так наивна, как королева Тилли, которая считала «феллацио» малоизвестной итальянской оперой и крайне досадовала, что нигде не может отыскать либретто.

8

Прекрасного Принца принцессе подарила старая Хулиетта – из всей челяди, которая вслед

за Максом и Тилли отправилась в изгнание, в живых осталась она одна. В Париже, когда родилась Ли-Шери, верных слуг было четверо, но все, кроме Хулиетты, умерли вскоре после того, как королевское семейство переехало во дворец на берегу Пьюджет-Саунд. Наверное, причиной тому был сырой климат.

Правительство Соединенных Штатов также предоставило королевскому дому слугу по имени Чак. На него были возложены обязанности садовника, шофера и подсобного рабочего. Конечно же, он работал на ЦРУ. Годы прибавили к его природной лености старческую немощь, и Чак уже не мог тягаться с Буйной Северо-Западной Ежевикой, побеги которой все ближе подбирались к стенам дома. На машине Чак гонял, как сумасшедший. Король Макс и принцесса уже несколько лет отказывались с ним ездить. Чак по-прежнему возил королеву на приемы и чаепития, явно не обращая внимания на все ее «матки боски» и испуганные «ox-охи», доносившиеся с заднего сиденья.

Каждые две недели Чак садился играть в покер с Максом, и даже со своим телеграфным аппаратом в груди король регулярно, раз в две недели, его обыгрывал, складывая зарплату Чака к себе в карман. «Это все, на что он годится», – говорил Макс, и его крупное лошадиное лицо озаряла слабая улыбка: должно быть, короля радовала эта маленькая месть цэрэушникам.

Хулиетта, однако, в свои восемьдесят с хвостиком была очень энергична и прекрасно справлялась с работой. Непостижимым образом она избавляла огромный дом от пыли и паутины, одновременно ухитряясь обстирывать благородное семейство и шесть раз в день готовить еду – поскольку Макс и Тилли не отказывались от мяса, а Ли-Шери была вегетарианкой, каждая трапеза, по сути, разделялась на две.

Старая Хулиетта не говорила по-английски, а Ли-Шери, которую привезли в Америку совсем крошкой, не знала других языков, и все же не кто иной, как Хулиетта, рассказывала принцессе перед сном сказку – каждый день, пока Ли-Шери не исполнилось пятнадцать, причем всегда одну и ту же. Свою сказку Хулиетта повторяла так часто, что девочка стала понимать не только общий смысл, но и каждое слово этой истории, произнесенное на чужом языке. Именно Хулиетта почувствовала всю глубину депрессии, овладевшей принцессой после того, как у нее случился выкидыш – несчастье произошло прямо во время танца в перерыве университетского матча. (Ли-Шери высоко подпрыгнула, и тут вдруг хлынула кровь – красные струйки брызнули из-под коротенькой чирлидерской юбочки, будто соревнуясь в какой-то гемофилической гонке.) Именно Хулиетта поняла, что в тот осенний вечер ее молодая хозяйка потеряла больше, чем просто ребенка, и гораздо больше, чем отца этого ребенка (защитника из второго состава футбольной команды, который учился на юридическом факультете, возглавлял местное студенческое отделение Сьерра-Клуба [15] и со временем надеялся стать помощником Ральфа Надера), – он даже не поднялся со своей скамейки и словно бы не заметил, как испуганную и сгоравшую со стыда принцессу быстренько увели с площадки, и это воспоминание до сих пор терзало душу и сердце Ли-Шери, преследуя ее, словно отвратительный призрак в грязных башмаках.

15

Сьерра-Клуб – одна из самых влиятельных неправительственных экологических организаций США. Основана в 1892 г.

Не кто иной, как старая Хулиетта, пришла к своей питомице после того печального события и в сложенных лодочкой руках принесла ей жабу. Честно скажем, явного восторга принцесса тогда не испытала. С другой стороны, она слыхала рассказы о тотемах древнего мира, и если жабье волшебство могло сработать, принцесса была не прочь его испробовать – и фиг с ними, с бородавками.

Увы, то было американское земноводное последней четверти двадцатого века – эпохи, когда желания уже не исполнялись вот так запросто, и дело кончилось тем, что Ли-Шери назвала жабу Прекрасным Принцем в честь того «сукина сына, который ни черта не умеет сделать как следует».