Натюрморт с воронами
Шрифт:
Он провел Пендергаста по коридору, вошел в психиатрическое отделение и пригласил спутника в темную комнату со стеклом во всю стену. Там уже собралась большая группа медиков и студентов, тихо обсуждавших нашумевший случай. В этот момент дверь соседней комнаты отворилась, и двое полицейских в форме вкатили инвалидную коляску с Джобом. Он был весь забинтован, а на руку и плечо наложили гипс. Хотя в комнате царил полумрак, Джоб сильно прищурился от света
– Вы только посмотрите на этого ублюдка, – тихо проговорил Хейзен.
Полицейские оставили коляску посреди комнаты и отошли к противоположной стене.
– Больше всего на свете мне хотелось бы знать, почему эта тварь убивала людей, – продолжал Хейзен, не спуская глаз с Джоба. – Почему он оказался на кукурузном поле, почему устроил выставку из убитых ворон, почему сварил беднягу Стотта, почему засунул в тело Чонси собачий хвост... – Он замолчал и судорожно сглотнул. – И почему убил бедного Теда. Что происходило в этот момент в его долбаной башке?
Пендергаст оставил эти вопросы без ответа.
В этот момент в комнату вошла Уинифред Краус, опираясь на руку полицейского. Она была в широком больничном халате, двигалась очень медленно, а под мышкой держала книгу. Увидев Джоба, Уинифред просияла и радостно улыбнулась.
– Джоби, дорогой, это я, твоя мамочка.
Ее тихий голос был усилен установленным над стеклом громкоговорителем, из-за чего казался неестественно холодным.
Джоб поднял голову, и на его лице появилось подобие улыбки.
– Ма-маа, – протянул он.
– Я принесла тебе подарок, Джоби. Посмотри, это твоя книга.
Тот издал невнятный звук радости и оживился.
Уинифред приблизилась к сыну и, пододвинув стул, села рядом. Полисмен напрягся, но остался на месте. Она обняла Джоба за плечи и прижала к себе. Его израненное лицо засветилось счастьем.
– Господи Иисусе, – прошептал Хейзен. – Вы только посмотрите, она обнимает его, как ребенка.
Уинифред Краус открыла книгу.
– Я начну с самого начала, хорошо, Джоби? – пролепетала она, тыча пальцем в страницу. – Ты же всегда любил, когда я читала с самого начала.
Она стала читать слащавым голосом, по-детски коверкая слова:
Пой песенку о шести пенсах.
С карманами, полными ржи,
Двадцать четыре дрозда
Запечены в пирог.
А
Птицы громко запели,
Разве это не прекрасное блюдо,
Достойное королевского стола?
Большая голова Джоба ритмично покачивалась в такт ее словам, а с его губ срывался протяжный звук «ооооооооо».
– Господи Боже мой! – воскликнул шериф. – Этот урод подпевает безумной матери. Нет, я даже смотреть на это спокойно не могу!
Уинифред закончила этот стишок, а потом медленно перевернула страницу. Джоб просиял и громко засмеялся.
Вот тебе прекрасное яблочко,
Свари его в кастрюле,
Посыпь его сахаром,
Помажь его маслом
И съешь, пока оно горячее.
Хейзен повернулся и взял Пендергаста за руку.
– Я подожду вас в приемном покое.
Пендергаст не ответил на рукопожатие и даже не заметил его. Он завороженно смотрел на эту сцену, пытаясь понять, что происходит в головах этих несчастных людей.
– Джоби, взгляни на эту чудесную картинку, – ворковала Уинифред. – Видишь?
Пендергаст поднялся на цыпочки и заглянул в книгу, старую, рваную, с пожелтевшими страницами, но с отчетливо различимой картинкой. Мгновенно узнав ее, Пендергаст, как от удара, отшатнулся назад.
Джоб радостно задергался всем телом, закивал и громко протянул:
– Ооооооо!
Мать улыбнулась и перевернула страницу. В динамике послышался ее сухой голос:
Из чего сделаны маленькие мальчики?
Из чего сделаны маленькие мальчики?
Из змей, улиток и собачьих хвостов,
Вот из чего сделаны маленькие мальчики...
Но Пендергаст уже не слышал этого стихотворения. Студенты и врачи-психиатры не заметили высокого худого человека в черном костюме, который молча повернулся и выскользнул за дверь. Слишком увлеченные своими наблюдениями, они еще долго рассуждали о том, в каком разделе учебника психиатрии будет помещен этот уникальный случай и будет ли вообще удостоен такого внимания.