Научи меня плохому

Риз Екатерина

Жданов поцеловал её в макушку.

— Я тебя защитю. — Вздохнул глубоко, задумавшись над последним словом. В итоге пришел к выводу: — Надо в Москву.

По возвращению в пансионат, их встретила администратор и с добродушной улыбкой предложила молодым супругам выпить парного молока. Жданова заметно перекосило, он даже позеленел немного, и Кате пришлось за мужа извиняться.

— Знаешь, у тебя непереносимость сельской жизни, — сказала она ему в номере. — Тебе всё не так. Запомни раз и навсегда — больше никаких диких мест.

— Вот ты не права, Катерина, — попробовал возмутиться он. Футболку снял и подошёл к открытому настежь окну, выглянул в сад. — Я люблю природу.

— В шезлонге у бассейна. Как я и говорила. Жаль, что не поспорила с тобой.

—

И на что бы ты поспорила?

— На деньги, конечно. На что еще с тобой спорить?

— На деньги? — Андрей презрительно фыркнул, но уже приглядываясь к жене с особым интересом. — Ты корыстная?

Катя не улыбнулась в ответ, лишь плечами пожала.

— Со стороны виднее.

Андрей подошёл к ней, руки на плечи положил и удержал Катю на месте, когда она хотела увернуться от поцелуя. Не понравились ей слова о корысти, она напряглась и теперь лишь уступила ему, не желая выяснять отношения и спорить. Но уже через минуту оттаяла и обняла.

В номере было жарко. Душно, и кондиционера очень не хватало. Окно было открыто настежь, и не закрывалось даже на ночь. В первые сутки Жданов все на свете проклял, ругал себя за то, что не выяснил подробности по телефону, прежде чем забронировать, если можно так назвать, номер в этом богом забытом Доме художника, вот как торопился увезти жену из Москвы. Как назло на улице установилась жаркая погода, и в первую ночь здесь, он всерьёз подумывал лечь спать на полу. Но были и свои плюсы в этих неудобствах, например, можно было не один раз за ночь затащить жену в душ, с продолжением, так сказать, но больше всего Андрею нравилось просто наблюдать за ней. Томной, разнеженной, разгорячённой. Катя ходила по номеру в одной сорочке, подходила к окну и вытягивала шею, подставляя лицо легкому ночному ветерку. Закрывала глаза, убирала с шеи волосы, и ее не заботило кто и что подумает, если её увидит. Обычно после такого мысли о ночевке на полу, Жданова покидали. В одну из ночей он даже признался ей:

— Люблю, когда ты перестаёшь себя контролировать.

— Теряю голову?

— Нет. Перестаешь анализировать, все вокруг. И себя, конечно.

Она села рядом с ним, придержала простынь на груди.

— Я так делаю? То есть… это заметно?

— Иногда. — Жданов руку поднял, чтобы прикоснуться к ней. Провел пальцем по подбородку, потом опустил руку к груди. — Но иногда ты забываешь об этом, и тогда уже я обо всем забываю. — Усмехнулся. — Тебе это льстит?

— Вот как ты умеешь испортить момент, — пробормотала она, отворачиваясь.

Он перехватил ее поперек живота и заставил снова лечь.

И сейчас, наблюдая за женой, как она поднялась с постели и идет к окну, Андрей вдруг вспомнил те свои слова. Прошло три дня с тех пор, а неудобно стало только сейчас. Он произнёс «люблю» — легко и бездумно, а понимание этого пришло гораздо позже. Он уже искренне что-то в ней любит. Как долго не говорил ей этих слов, а ведь когда-то они запросто слетали с его губ, а потом стало всё труднее, смотреть ей в глаза и повторять: я тебя люблю. Сейчас бы он этого не сказал, но признался бы, что любит заниматься с ней любовью, смотреть на неё после, иногда поддразнивать, и даже получать в ответ лёгкие тычки — любит. Ему нравится, как она щурится на солнце; морщит нос, когда капризничает, но это для Кати мимолетная эмоция, все свои капризы она тут же глубоко прячет в себя, и нужно успеть заметить, понять и оценить степень её нежелания что-то делать. А ещё она читает экономические журналы в постели, обожает засахаренный миндаль и умеет изображать невинность и неприступность, и ей даже удаётся сбить этим Жданова с толка, до такой степени, что он порой всерьез теряется. А уж как они, бывает, ругаются, такого у него ни с кем не было. И кто бы мог подумать, что его это увлечет. Всегда в женщинах ценил ощущение комфорта, которое они ему дарят, любил, когда за ним ухаживают, и уж точно не спорят никогда, не хотелось терять время на ненужные разговоры и выяснения, а вот его нежданной жене каким-то непостижимым образом удалось взять его именно

противостоянием. Нравилось ему наблюдать, как она, закипая, просыпается, и из жестких скорлупок появляется совсем другая Катя, которая ни в чем ему не уступит, вот просто из принципа. Эту женщину было трудно понять, её трудно было принять, а ещё труднее смириться с тем, что именно она сумела привнести в его жизнь интерес и страсть. Не вовремя, и неудачно, но всё чаще хотелось об этом забыть, и просто смотреть на неё, прикасаться к ней. И ни в коем случае не думать о том, что он сделал всё для того, чтобы она его возненавидела. Как того парня когда-то. Дениса. Что он лишь ступенька, которую она успешно преодолеет. А, возможно, уже преодолела, раз он думает обо всём этом, а она стоит у окна и размышляет о чём-то отстранённом. Жданов был уверен, что не о нём.

Он откинул голову на подушку и глаза закрыл. Катя обернулась, уловив движение.

— Я думала, ты спишь, — шёпотом проговорила она.

— Нет.

— Тебе жарко?

Он кивнул и потер лицо рукой. Потом невесело усмехнулся.

— Устроил я нам отпуск. Каждая ночь, как в сауне.

Катя сходила в ванную, намочила полотенце и вернулась к нему. Присела на край постели с его стороны, а прохладное полотенце Андрею на грудь положила. Он вдруг поёжился. А потом руку её удержал на своей груди.

— Ты меня сильно ненавидела? Тогда… после инструкции.

Катя сильно удивилась его вопросу. Потому что вскинула голову, взглянула удивлённо, Андрей даже в полумраке верно расценил её взгляд, попыталась отодвинуться, но он всё ещё держал её за руку.

— Да, Андрей.

Он помолчал, не зная, что сказать. Уже сам был не рад, что не удержался от этого вопроса.

— И что?

— Что? — не поняла Катя. Запястьем осторожно покрутила, надеясь, что Жданов отпустит, и ей удастся отодвинуться.

— Теперь что?

— Я не знаю, — пробормотала она неуверенно, и рукой дернула. Отодвинулась, наконец.

— Когда мы вместе, наедине, всё по-другому. Разве я не прав?

Катя поднялась, забрала влажное полотенце, но вместо того, чтобы унести обратно в ванную, встряхнула и приложила к своей груди, всего на полминутки. Нужно было остыть, потому что сердце вдруг заколотилось и кровь, казалось, закипела. А всё Жданов, со своими вопросами.

— Не думаю, что это что-то меняет, — сказала она, в конце концов. — Сколько мы времени наедине проводим?

— Ну, вообще-то, большую часть. Ты не замечала?

Она взглянула на него в смятении.

— Сейчас это не имеет значения, Андрей.

— А что имеет?

— Сам знаешь. «Зималетто».

— Ты мешаешь одно с другим.

— Нет. Это ты делаешь.

Он улыбнулся, но совсем невесело.

— Вот так начинаются наши ссоры. «Ты!», «Нет, ты!». Катя…

Она снова присела на постель, отложила полотенце и облизала сухие губы.

— Помнишь, ты сказал мне тогда, что я пожалею… Что у меня стресс, — она горько усмехнулась, — и что когда я начну осознавать, что же я натворила, то пожалею. — Андрей глаза закрыл, но Катя всё равно продолжила, скорее всего, даже не заметила. — Мне кажется, я начинаю жалеть. Просто я не представляю, чем всё это закончится.

— Раньше же представляла, — проговорил он скрипучим голосом.

А Катя покачала головой.

— Если честно, то нет.

Андрей глаза открыл, устремил на неё тяжёлый взгляд.

— Мне казалось, что три месяца — это целая жизнь. Что я всё успею. И в себе разобраться, и в тебе окончательно разочароваться, и всё у меня будет в порядке. Потому что хуже, как казалось, уже некуда. А теперь… надо признать, что я немного отклонилась от цели. — Это она уже договорила с улыбкой, хотя Жданов представить не мог, чего ей эта улыбка стоила, горло, казалось, канатом стянуло, вот-вот рыдание вырвется. Пытаясь скрыть свои чувства, Катя поднялась и ушла в ванную. Провела там не больше минуты, полотенце в корзину для грязного белья кинула, посмотрела на себя в зеркало, открыла холодную воду и умылась. Получилось вздохнуть. Порадовалась за себя по этому поводу.