Научите меня стрелять
Шрифт:
– Все будет хорошо, вот увидишь.
Я вывернулась из его рук, все больше раздражаясь на него за то, что он не понимает моей паники:
– Ничего хорошего не будет, никогда! Как ты не видишь? Это настоящий страх, меня тошнит, если я поднимаюсь на третий этаж! У меня уже сейчас начинается паническая атака, а что будет потом? Это диагноз, называется акрофобия. Присяду, зажмурю глаза и не смогу пошевелиться. Понимаешь? Говорят, лечится, но я не пробовала, я же не знала, что ты потащишь меня в горы!
Я наблюдала, как Шалва
– Шутишь? – наконец отозвался он, так и не посмотрев на меня.
– Нет, не шучу. Там, – сморкаясь в салфетку, я ткнула пальцем в сторону вершины, – со мной случится приступ акрофобии, и тогда они меня точно пристрелят.
Грузинский князь молчал. Я усилила эффект:
– Говорил, что любишь, а сам?
– Что есть, то есть – люблю, Кето. Я очень тебя люблю.
Наши глаза встретились, Шалва взял мою руку, повернул ладонью вверх и поцеловал. В ладони у меня появились ключи от машины.
– Держи. Уедешь, когда они заснут. Вернешься к Егорову.
Шалва присел рядом, притянул меня к себе и поцеловал.
Шалва Гургенович за сутки оброс щетиной, она невыносимо кололась, губы и щеки от его поцелуев горели.
– Подожди, – выдохнула я, стараясь унять дрожь в теле, – скажи, ты был знаком с отцом Ольги?
– Нет, он уже погиб, когда я познакомился с ней.
Голова моя усиленно работала: «Ну, Гошка, ну, прохвост! Соблазнил сестру майора ФСБ Прясникова, Ольгу, и, как порядочный человек, вынужден был на ней жениться. Главное, как вовремя! Думал, майор его прикроет, а Прясникову было не до родственника, сам не знал, как выкрутиться. Этот Дуйков всех их держал за горло. Вот Степаныч и поплатился. Хорош зятек, ничего не скажешь».
Сердце стучало, ладонями я упиралась в грудь Шалве, стараясь не потерять мысль, а он не спеша расстегнул на мне куртку, снял ботинки, устроил меня в спальнике, потом сам устроился рядом. Я пробовала возражать, но его поцелуи становились все настойчивее. «Господи, не допусти этого, что я скажу Егорову?» – попросила я, чувствуя на себе смелые опытные руки.
Наверное, Егоров обращался к Богу примерно с той же просьбой, потому что подножие Кавказских гор в тот же момент осветилось мощными прожекторами, по громкой связи раздалась команда «Не двигаться», потом нас предупредили, что сопротивление бесполезно, и почти одновременно с этим предупреждением я увидела в палатке человека. Он был в камуфляже, маске и с автоматом.
Человек двинул стволом автомата Шалве в грудь, защелкнул на нем наручники и выплюнул сложный мат, который я раньше никогда, нигде и ни от кого не слышала. Голос человека был таким родным, что я зажмурилась, боясь этому верить. Я ждала, что Егоров прижмет меня к своей груди, долго будет тискать, просить прощения и признаваться в любви.
Но Егоров исчез из палатки так же внезапно,
Я надела на себя в обратном порядке все, что успел снять Шалва, похлопала грузинского князя по щекам и, когда он открыл глаза, высунулась наружу. На утоптанном снегу, щурясь от света прожекторов, стояли Прясников и Никифорова. На руках у них блестели «браслеты».
Наша стоянка была окружена со всех сторон, мне даже показалось, что среди обычных микроавтобусов я разглядела силуэт бронетранспортера. Может, Егоров, спасая меня, вызвал на подкрепление сухопутные и воздушно-десантные войска, а также артиллерию и авиацию?
– Я же предупреждала, – с удовольствием напомнила я своим спутникам, – что ничего у вас не получится.
– Ведьма, – прошипела Гошкина вдова.
– Куда мне до тебя, – отбила я пас и решила, что с нее хватит.
– Говорила ведь вам, нельзя ее тащить с собой, придурки, – выговаривала она своему брату.
Прясников вытер разбитый нос скованными руками и посмотрел на меня:
– Оль, не волнуйся, ничего у них нет против нас.
Однако сестрица разозлилась еще больше.
– Это все из-за тебя! – заорала она и кинулась ко мне, намереваясь сбить с ног. Я успела отскочить, и Никифорова, потеряв равновесие, упала.
– Из-за тебя, все из-за тебя! – истерично выкрикивала она.
Но Ольга ошибалась. Я была ни при чем. По чистой случайности я угодила в завершающую стадию антитеррористической операции, о которой так душевно рассказывал Егоров в студии телеканала Южного федерального округа.
Я потихоньку стала перемещаться за границу освещенного круга: надо было где-то раздобыть ключ от наручников и освободить Шалву. Не успела я сделать и нескольких шагов, как меня остановил окрик.
– Не двигаться, – без намека на любезность приказал боец.
– Мне надо к Павлу Валентиновичу Егорову.
– Оставайтесь на месте.
– А если у меня секретные сведения?
– Оставайтесь на месте.
– А если я пойду, вы станете стрелять?
– Женщина, вернитесь на место.
Не знаю, сколько бы продолжался этот содержательный диалог, но рядом со мной из темноты возник Белый:
– Катерина, ты все воюешь?
– Мишаня, – кинулась я к Белому на шею, – наконец-то вы меня нашли.
– А мы как раз думали, что нашли тебя не вовремя.
Недоумевая, я уставилась на Мишку:
– Что ты несешь?
– Да это я так. – Он похлопал меня по плечу и подтолкнул: – Иди в мою машину. – И он показал на белую «Ниву».
– Так это ты ехал за нами от Владикавказа?
– Я.
– А где Пашка?
– Ты пока подожди, не показывайся ему на глаза, пусть он немного остынет, – посоветовал мне Михаил.
– Не поняла, – искренне призналась я.
Миша, видя мое недоумение, стал отыгрывать назад и, взяв меня под руку, опять потянул к машине.