Научиться не тонуть
Шрифт:
Если эта фотография и была задумана так, как она показалась, то Менди не такая уж и тупая, как я думала. Или не такая уж и не талантливая. Пока ее подруги играли в модных моделей для ее первой фотографии, она показала их в виде темы. Их высвобождение, их утешение – это быть клонами. Ладно, тогда, Победительница Менди. Я должна признать это, но ты заполучила мое внимание.
Следующая фотография была с Райаном, скрытым под гребнем большой волны. Она насытила цветом воду, чтобы та оказалась ярко-бирюзовой; белая пена почти сияла. Это слишком. Слишком живо. Слишком непреодолимо.
Пусть слова были расплывчаты, бутылка SKYY водки была темой следующей фотографии. Свет солнца просачивался через стекло, создавая жуткую синюю тень на бежевом черепичном столе. Старая рука женщины с изумрудным кольцом – кольцом Люсилль – держала бокал с мартини, ножка была зажата межу ее пальцев.
Я подошла к последним двум фотографиям. Самая большая их всех, 20” x 24”, с озером летним утром. Я резко вздохнула, осмотрев фотографию, солнце прям над вершинам гор на заднем фоне; высокие узловатые деревья на краю; мягкая зеленая трава и тонкий камыш; и рука – моя рука! – разрезающая воздух, вода, застывшая между моей коже и поверхностью озера; красный цвет моего купальника четко виднелся вод водой, белые волны вокруг меня. Я была бы всего лишь маленькой точкой красного и белого посреди синей воды, если бы фотография была бы размером 3” x 5”. Вместо этого, каким-то образом, озеро, деревья, солнце стали частью заднего плана. Все внимание было на мне.
Это красиво, невероятно. Выигрышно.
Возможно, я должна злиться по этому поводу. Что плавание, мое собственное высвобождение души, стало частью ее арт проекта. Не смотря на шар солнца на заднем плане, на то, как моя рука прорезает поверхность воды, я не могла чувствовать злость. Вместо этого я почти чувствовала, как хорошо плавать утром, как холодная вода может быть удивительно оживляющей и приятной. Фотография оставила меня с страстным желанием одной вещи, которая заставила бы меня почувствовать себя лучше, одной вещи, которую я не получу до лета.
Последняя фотография. Значительно меньше в 8” x 10”. Это была рука Люка, зарытая в густую зеленую траву. Дева Мария торжественно наступала на голову змеи, пока теплый свет солнца прекрасно освещал мышцы на его руках. Эта фотография оставила меня с другим страстным желанием, желанием вещи, которую я никогда больше не получу: наивно веря в то, что Люк действительно был хорошим человек с сердцем, и надеясь, что он может быть другим.
Осев на пол, я была благодарна тому, что столовая была пуста, потому что, внезапно, я не могла перестать плакать.
Рука Омара наша меня и подняла меня с пола, его голос пытался выдать неподходящую шутку. «Фотографии Менди настолько плохие, что заставляют тебя плакать, да?» Его руки направили меня в комнату отдыха, где ждали Скай и Лала. Скай помогла мне умыть и высушить лицо, покрыла его слоем своего тональника, чтобы скрыть мою покрасневшую, покрывшуюся пятнами кожу.
Они не задавали мне вопросов. Я не выдала им никакой информации. К тому же, если я начну говорит о Люке или обо мне, или о любых эмоциях, я вновь начну плакать.
Я все еще выглядела
К обеду я чувствовала себя хорошо. Необходимость плакать прошла, а цитаты по английскому и исторические даты кружились у меня в голове. Ледяной воздух заставил нас пройти из двора школы в столовую. Небольшая толпа ходила мимо фотографий Менди, на несколько минут останавливаясь и смотря на них.
Я увидела затылок Райана в начале выставки. Мне было интересно, как он почувствовал себя, являясь одной из тем Менди. По крайней мере никто, кроме моих друзей, не будет точно знать, что это я на фотографии озера. И кто знает татуировку Люка настолько хорошо, что догадается, что это его рука? С другой стороны, Райан был прекрасно узнаваем. Спросила ли Менди его разрешения? Показала ли она ему фотографию сперва? Видел ли она все снимки, прежде чему она вывесила их на стене?
Он повернулся и посмотрел прямо на меня, потом направился к моему столу. Быстро извинившись, я схватила мой рюкзак, выкинула мой незаконченный обед в мусор, надела очки Омара и почти что побежала в библиотеку.
Я ни с кем не хотела говорить. Ни о Люке. Ни о моем высвобождении души и моей реальности, от которой я уплывала. Я не хотела говорить с Омаром, Лалой, Скай, Чейзом, моими родителями, Питером, или Дреей. Я точно не хотела говорить с Райаном.
«Привет, Клэр. Положи свою сумки и сядь,» сказал Папа, когда я зашла через дверь после школы. Я опустилась на диван, с пониманием положила мой рюкзак на пол, пытаясь прочитать лицо моего отца. «Твоих показаний, данных во время допроса будет достаточно,» сказал он мне. «Тебе не нужно представать перед судом как свидетель.»
Мне не нужно будет представать перед судом как свидетель против Люка? Мне не нужно будет представать перед судом как свидетель против Люка! Мне не придется сидеть на пьедестале, волноваться о том, что то, что я могу сказать или сделать, может повлиять на его приговор. Мне не придется видеть его бледное лицо при даче показания против него.
Я позволила себе почувствовать волну облегчения.
«Просто чтоб ты знала, Медвежонок Клэр, Люк сказал своему адвокату, что, если они захотят выдвинуть тебя как свидетеля, он признает свою вину, чтобы тебе не пришлось проходить через это.»
«Ох,» сказала я.
«Мама сказала мне в Рождество, что ты не хотела писать Люку. Может теперь ты захочешь написать ему небольшое спасибо или что-то подобное.»
Спасибо? Мои зубы сжались. С таким давлением они раскалятся на миллионы осколков, со всей силой вылетая сквозь мои щеки. Я не втягивала его в неприятности. За что я должна его благодарить? Почему мои родители не хотят этого понимать?
«Итак, хм, это все. Если только у тебя нет вопросов или чего-то еще?» Спросил он.