НАУЧНАЯ ФАНТАСТИКА - ОСОБЫЙ РОД ИСКУССТВА
Шрифт:
2
Беляев учился (по образованию он был юрист), выступал на любительской сцене, увлекался музыкой, работал в детском доме и в уголовном розыске, изучал множество вещей, а главное - жизнь, в те годы, когда Циолковский в захолустной Калуге вынашивал грандиозные замыслы освоения космоса, когда Ленин в голодной Москве беседовал с его соратником Ф.Цандером (прототип инженера Лео Цандера в романе Беляева "Прыжок в ничто"), когда Уэллс со скептицизмом и сочувствием наблюдал первые шаги великого эксперимента. Страстный публицистический очерк "Огни социализма, или Господин Уэллс во мгле", [132] в котором Беляев полемизировал с известной книгой Уэллса, отстаивая ленинскую мечту, - только одно из многих звеньев активной и убежденной связи Беляева с революционной Россией. Многие сюжеты Беляев строил на зарубежных темах. Кое-кто порицал его за этот "уход" от советской действительности.
132
Вокруг света, 1933, №13.
Мало осталось людей, лично знавших Беляева в ранние годы. В оккупированном Пушкине, у стен осажденного Ленинграда погиб вместе с писателем его архив. Но остались главные свидетели - книги. И не себя ли в числе русских интеллигентов, признавших советскую власть, имел в виду Беляев, вкладывая в уста профессора Ивана Семеновича Вагнера знаменательное признание? Германские милитаристы похитили ученого и соблазняют изменить Советской России - во имя "нашей старой европейской культуры" (т.8, с.275), которую "губят" большевики. "Никогда еще - ответил Вагнер, - столько научных экспедиций не бороздило вдоль и поперек великую страну... Никогда самая смелая творческая мысль не встречала такого внимания и поддержки... А вы?..
– Да он сам большевик!
– воскликнул узколобый генерал" (т.8, с.275-276).
Да, профессор пережил сомнения. Но он увидел и созидательную роль большевизма - а она ведь совпадает с целью подлинной науки и культуры! Беляев решительно стал на сторону Советской власти, и последние его строки были в защиту Советской Родины от гитлеровского нашествия.
Вместе с Алексеем Толстым Беляев мог бы сказать, что писателем его сделала революция. Но к идеям коммунизма он пришел своим путем. Социализм оказался созвучен его влюбленности в созидательную силу научного творчества. В детстве Жюль Верн заразил его верой во всемогущество гуманного разума. И непреклонность большевиков в возрождении России вдохновила Беляева надеждой, что на его родине осуществятся самые дерзкие утопии. Вот этот сплав социального и научного оптимизма и определил направленность беляевской романтики.
В иных условиях сюжет "Головы профессора Доуэля" или "Человека-амфибии" мог вылиться в автобиографическую драму. Эти романы не совсем вымышлены. Писатель тяжело болел и временами "переживал ощущения головы без тела". [133] Ихтиандр, проницательно заметил биограф Беляева О.Орлов, "был тоской человека, навечно скованного гутаперчевым ортопедическим корсетом, тоской по здоровью, по безграничной физической и духовной свободе". [134] Но как удивительно переплавился личный трагизм! У Беляева был редкий дар извлекать светлую мечту даже из горьких переживаний.
133
А.Беляев - О моих работах. // Дет. литература, 1939, №5, с.11.
134
О.Орлов - А.Р.Беляев: Биогр. очерк. / В кн.: А.Беляев - Собр. соч. в 8-ми тт., т.8, с.508.
В отличие от читателей, в том числе ученых, литературная критика не поняла двух лучших романов Беляева. По поводу собаки профессора Сальватора, с приживленным туловищем обезьянки, брезгливо пожимали плечами: к чему эти монстры? [135] А в 60-х годах мировую печать обошла фотография, которая могла бы стать иллюстрацией к роману Беляева: советский медик В.Демихов приживил взрослому псу верхнюю часть туловища щенка.
А Беляева упрекали в отсталости! "Рассказ и роман "Голова профессора Доуэля", - отвечал он, был написан мною 15 лет назад, когда еще не существовало опытов не только С.С.Брюхоненко, но и его предшественников", ожививших изолированную голову собаки. "Сначала я написал рассказ, в котором фигурирует лишь оживленная голова. Только при переделке рассказа в роман я осмелился на создание двуединых людей (голова одного человека, приживленная к туловищу другого, - А.Б.)... И наиболее печальным я нахожу не то, что книга в виде романа издана теперь, а то, что она только теперь издана. В свое время она сыграла бы, конечно, большую роль...". [136]
135
А.Ивич -
136
А.Беляев - О моих работах, с.23-24.
Беляев не преувеличивал. Не зря "Голова профессора Доуэля" обсуждалась в Первом Ленинградском медицинском институте. Ценность романа, конечно, не в хирургических рецептах, которых в нем нет, а в смелом задании науке, заключенном в метафоре: голова, которая продолжает жить, мозг, который не перестает мыслить, когда тело уже разрушилось. В трагической коллизии профессора Доуэля - оптимистическая идея бессмертия человеческой мысли. В одном из рассказов о профессоре Вагнере мозг его ассистента помещают в черепную коробку слона. В этом полушутливом сюжете тоже серьезна не столько фантастическая операция, сколько опять-таки метафорически выраженная задача: продлить творческий век разума.
А критика повернула дело так, будто Беляев буквально предлагает "из двух покойников делать одного живого", уводя тем самым читателя "в область идеалистических мечтаний" [137] о механическом личном бессмертии. Беляев отлично понимал разницу. Он сам указывал на несостоятельность истолкования в "Арктании" Г.Гребнева идеи Брюхоненко об оживлении "необоснованно умерших" в этом примитивном духе. [138]
137
А.Ивич - НФ повесть, с. 111.
138
А.Беляев - Арктания. [Рец.].//Дет. литература, 1938, №18-19, с. 19.
Кибернетика дала идее пересадки мозга новое основание. В новелле А. и Б.Стругацких "Свечи перед пультом" (1960) гений ученого переносят в искусственный мозг. С последним вздохом человека заживет его научным темпераментом, его индивидуальностью биокибернетическая машина. Непривычно, страшновато и пока что - сказочно. Но уже сейчас кибернетика может помочь, полагает известный врач Н.Амосов, [139] в хирургической пересадке головы. Как видим, наука на новом уровне возвращается к идее "Головы профессора Доуэля".
139
Н.Амосов - Спорное и бесспорное. // Лит. газета, 1968, №8, 21 февраля, с. 111.
Но особенно важно то, что фантаст прослеживает чисто человеческие аспекты эксперимента и помогает преодолевать психологические, моральные, этические барьеры, которые естественны при вмешательстве в "священную" природу человека. Фантаст-гуманист может предрешить существенную во многих случаях для ученого альтернативу: вмешиваться или не вмешиваться. Именно эти аспекты вновь привлекли внимание ученых к "Голове профессора Доуэля" в 60-х годах, в дискуссии вокруг проблемы пересадки мозга. [140]
140
См.: Э.Кандель - Пересадка мозга? // Лит. газета, 1968, №5, 31 января, с.11.
3
"Цель научной фантастики, - говорил Беляев, - служить гуманизму в большом, всеобъемлющем смысле этого слова". [141] Активный гуманизм был путеводной звездой Беляева-фантаста. Любопытно сопоставить Сюжет "Человека-амфибии" с фабулой, пересказанной В.Брюсовым в упоминавшейся нами неопубликованной статье "Пределы фантазии". "Года два назад (статья написана в 1912-1913гг., - А.Б.) в "Le matin" печатался ф<антастический> роман, героем которого был юноша, котором<у> искусственно одно легкое заменяла жабра апасу. Он мог жить под водой. Целая организация была образована, чтобы с его помощью поработить мир. Помощники "челов<ека>-акулы" в разных частях з<емного> шара сидели под водой в водолазных костюмах, соединенных телеграфом. "Подводн<ик>", объяв<ив> войну всему миру, взрывал минами Ф. остров и навел панику на весь мир. Благодаря помощи японцев ч<еловек>-акула был захвачен в плен; врачи удалили у него из тела жабры акулы, он стал об<ыкновенным> человеком и грозная организация распалась". [142]
141
Цит. по: Б.Ляпунов - Александр Беляев, с. 19.
142
Рукописный отдел Государственной публичной библиотеки им. В.И.Ленина, ф.386, картон 53, №232.