Научные труды. Том II. Статьи по экономической, социальной и политической истории России XV-XVII вв.
Шрифт:
Я подошла к окну в гостиной и посмотрела на город. Так было проще — словно я говорила со всеми и ни с кем одновременно.
— Когда мне было семнадцать, моя мама продала мою невинность, чтобы получить доступ к Обществу.
ГЛАВА 38
Что за хрень? Я знал, что ее родители были отбросами, но это был совершенно новый уровень деградации.
И
Я отложил в сторону гору вопросов и приготовился слушать дальше, пока Лина продолжала.
— Элиза и Чарльз вступили в Olympus годом раньше. Мне сказали, что внутри клуба есть тайный внутренний круг, называемый Обществом, и что моя девственность — это единственное, что откроет им доступ. Я, конечно, была в шоке. Элиза была ужасной матерью, но такого никак не ожидала. Запаниковала. Моя мать лишь усмехнулась. Она сказала, что мой первый раз все равно будет разочарованием, так почему бы не сделать это ради хорошего дела…
— Я уже считала дни, когда смогу освободиться от матери и отчима. Сказала ей, что сбегу, но она уже все продумала и лишь снисходительно пожала плечами — «Ну что ж, мы всегда можем предложить Амели». — Эти слова навсегда изменили мою жизнь. Меня чуть не вырвало на месте, потому что я знала — она сделает это. Элиза не бросала слов на ветер.
— Моей младшей сестре на тот момент было шесть лет. Она моя кровная сестра, и, хотя между нами одиннадцать лет разницы, она — лучшее, что случалось со мной. Я бы сделала для нее что угодно. И до сих пор сделала бы, — голос Лины дрогнул от напряжения. Она сдерживала слезы, и мне отчаянно хотелось обнять ее, чтобы утешить, но я знал, как и она, что эту историю нужно рассказать. Ей необходимо выплеснуть яд, иначе однажды он убьет ее.
— Я думала об этом несколько дней и в конце концов сказала матери, что сделаю это, но при двух условиях. Я хотела пятьсот тысяч долларов и обещание, что больше никогда не услышу о ней. Я также сказала, что если она когда-нибудь попытается использовать Амели, пойду в полицию и расскажу все. Моя жертва стала моим рычагом. В ту ночь меня отвели в гостиничный номер. Мне завязали глаза, и, хотя технически я предложила себя добровольно, каждый момент этого оставил шрамы, которые невозможно забыть.
Они умрут. Все они. Я убью их, но ее мать будет страдать больше всех.
— Это не добровольность, Лина, — сквозь стиснутые зубы произнес я. — Это изнасилование, — больше не мог молчать. Ярость была слишком сильной, чтобы сдерживаться.
— Я понимаю, в каком-то смысле. Но не могу полностью заглушить голос, который напоминает мне, что позволила этому случиться. Я не сбежала в тот момент, когда она сказала мне. Я даже не сопротивлялась. Я просто… позволила этому произойти, — ее голос звучал настолько пусто, что это разрывало меня на части. Она всегда была такой боевой и сильной, но все это время несла в себе
Настоящая, блядь, воительница.
— Все это время ты так и не знала, кто был тот мужчина. — И ее родители привели этого человека к ней, зная, как это на нее повлияет. Это было за гранью жестокости. Садизм.
— Я волновалась, когда впервые пришла в клуб несколько месяцев назад. Каждый раз, когда ступала туда, боялась услышать этот голос. И когда это наконец случилось, это было так же ужасно, как и боялась, — она посмотрела на меня через плечо. — Но теперь мне больше не придется беспокоиться об этом, благодаря тебе.
Если бы это означало, что она снова посмотрит на меня так, я бы выследил каждого чертова члена Общества и распорол их от пупка до шеи.
Она снова повернулась к окну и продолжила: — Я не видела свою мать и отчима десять лет. Использовала деньги, которые они мне дали, чтобы начать самостоятельную жизнь, как можно экономнее, и первое, что я сделала, когда наша дизайнерская фирма начала приносить прибыль, — вернула каждый цент. Я не хотела иметь ничего общего с их окровавленными деньгами.
— Все эти годы я поддерживала связь с Амели — обеды с ней в школе или короткие встречи в ее танцевальной студии, где она занималась. Она знала, что если ей что-то понадобится, то должна позвонить мне. Я также позаботилась о том, чтобы наша няня Глория осталась в доме, чтобы быть рядом с Амели. Я знала, что Глория не осталась бы, если бы узнала, что сделали моя мать и отчим, поэтому не сказала ей. Все, что она знала, — это то, что мы не ладили и я ушла сама по себе.
В моем желудке образовалась ужасная яма, когда подумал о том, почему Лина вернулась. Она бы не приблизилась к тому месту без веской причины. Мои мысли обратились к Амели и ее переезду в Париж. Что-то должно было случиться.
— Однажды мне позвонила моя сестра. Она рыдала. Мать сделала это снова, только на этот раз она не дала никакого предупреждения или выбора. Она отвела Амели в роскошный гостиничный номер и объяснила ситуацию. Моя сестра всегда была гораздо более покладистой, чем я. Элиза рассчитывала, что Амели подчинится. Слава Богу, она этого не сделала. Моя милая сестра набросилась на мужчину, который вошел в ее комнату, побежала так быстро, как только могла, и позвонила мне с чужого телефона. Я забрала ее и привезла к себе. Хотя отчаянно надеялась, что ей никогда не придется узнать правду о ее родителях, время пришло. Я все рассказала. Она была опустошена, но согласилась, что не может вернуться.
— Я уже планировала переехать из квартиры, которую делила с Джесс. Я не богата, как Элиза и Чарльз, но зарабатываю достаточно, чтобы жить комфортно, поэтому сняла скромное жилье, где мы с Амели могли бы жить вместе.
— Так она не переехала в Париж? Когда я искал информацию о вашей семье, я прочитал, что Амели Брукс живет за границей с родственниками.
Лина покачала головой.
— Это то, что моя мать рассказала школе и всем, кто спрашивал, чтобы люди не задавали лишних вопросов.