Наука быть живым. Диалоги между терапевтом и пациентами в гуманистической терапии
Шрифт:
— Да, я знаю, что это правда. Я и не думал сомневаться в этом, Фрэнк. Думаю, что мои просьбы поработать со мной (хотя одна ваша часть и хочет этого) на самом деле беспокоят вас. Вы согласны?
— Да, ну, думаю, да. — Пауза. — Как мы могли бы использовать сцену со старушкой? Я не понимаю, что в этом важного.
В какую сторону двигаться теперь? Я хотел бы остановиться на его пробуждающемся понимании того обстоятельства, что ему необходимо сопротивляться, но не хочу загонять его в угол. Фрэнк вынужден будет быстро отступить,
— Не знаю наверняка. Почему бы не попробовать просто свободно ассоциировать по поводу этого переживания и посмотреть, что вам придет в голову?
— Я думал, вы не занимаетесь этими дерьмовыми свободными ассоциациями. Вы сказали мне, что я не должен просто говорить все, что приходит мне в голову.
— Ого! Фрэнк не устоял перед возможностью попытаться поймать меня.
— Вам действительно трудно просто разговаривать со мной. Кажется, вы просто обязаны подсчитывать очки всякий раз, как перед вами открывается возможность.
— Ну вот, вы опять обвиняете меня.
— Фрэнк, я и в самом деле не хочу вдаваться сейчас в эти трудности между нами. Главное, что я внезапно смог понять, это что вам трудно рискнуть сблизиться с кем-либо. Кажется, Вам тяжело даже короткое время оставаться в рамках одной темы. Я вдруг увидел, какую жестокую борьбу вы, должно быть, ведете внутри себя все время.
Я попытался произнести это с теплотой, но без снисходительности или нарочитости.
Фрэнк помолчал минуту. Это само по себе было редким явлением. Рискнет ли он принять мое понимание? Фрэнк смотрел застывшим взором прямо перед собой — не на меня, а на стену.
— Черт, вероятно, это просто костыль, который я вынужден носить.
Я был поражен как громом. Он действительно это сказал? Он услышал самого себя?
— Что вы сказали, Фрэнк?
— Я сказал, что, вероятно, застрял на этом. А что?
— Нет, точные слова. Вы помните, что сказали?
— Что такое? Сказать по правде, вас выводят из себя самые нелепые вещи. Разумеется, я знаю, что сказал. Я сказал, что это крест, который я должен нести. Вы слышали это и раньше.
— Вы сказали: «Это костыль, который я должен нести». Это удивительная парафраза древнего выражения, Фрэнк.
— Да нет, я этого не говорил. Что, черт возьми, это могло бы означать?
— А что это означает для вас?
— Убей, если я знаю. По-моему, вы просто раздуваете целое дело из того, что я назвал это костылем.
— Что «это»?
— А теперь сами играете словами. Как происходит, что когда я это делаю, получается плохо, а когда вы делаете то же самое — хорошо?
Итак, Фрэнк ничего не принял. Ну, он многим рискнул, а потом его бессознательное послало сообщение. Нельзя сделать все в один день.
И остаток сеанса был продолжением все той же старой борьбы.
5 октября
На нашем следующем сеансе я с удовлетворением отметил, что в прошлый раз мы достигли
— В прошлый раз вы сказали, что я упускаю свою возможность, и когда я спросил, что вы имеете в виду, вы ответили, что в этом случае со старушкой было нечто большее, чем я рассказал. Ну, я думал об этом, и еще раз рассмотрел все, но не могу найти больше ничего.
Спокойно, Бьюдженталь. Как обычно, он говорит, что ты был неправ, но он говорит также, что услышал твои слова и попытался их использовать. Не попадайся на его защитные уловки.
— Кажется, нет больше ничего в этом, что вы могли бы увидеть, да?
— Нет, но я еще раз прокрутил все это в уме и, думаю, что сказал вам все, что было важно, и не понимаю, какие поучительные уроки можно отсюда извлечь.
Его речь изменилась — стала менее грубой, более осмысленной. Фрэнк все еще расставлял мне ловушки: этот пассаж насчет «поучительных уроков» рассчитан как раз на то, чтобы нас поссорить. В глубине души Фрэнк, должно быть, действительно боялся близости.
— Ну, может, и так. Теперь, оглядываясь на весь случай со старушкой, как вы думаете, что заставило вас сделать то, что вы сделали?
Не слишком ли много я сказал? Это сформулировано туманно: я буду осторожен, чтобы не спугнуть его.
— Что вы имеете в виду, говоря: «Оглядываясь на весь случай»?
Фрэнк тоже осторожен, но пока не оттолкнул меня.
— Просто как вам кажется, что повлияло на ваше решение поступить так со старушкой?
— А, черт, на улице лило, как из ведра, и эта мокрица, Берман, как-никак дал мне пинка под зад. Так я и решил: будет неплохо, если я дам старушке обсохнуть и согреться. Не знаю, почему вы делаете из мухи слона?
— Это кажется само собой разумеющимся, да?
— Да, конечно. А что? Вы думаете по-другому? Я имею в виду, что если вы видите в этом какую-то большую возможность, давайте поговорим о ней.
Этот человек как будто весь в ожогах. Когда я пытаюсь дотронуться до него, чтобы помочь, мое прикосновение причиняет ему боль и заставляет отшатнуться.
— Нет, ничего особенного сейчас я не вижу.
— Ну, может быть, вы видите что-то помимо того, что я сказал?
Хм-м-м. Это звучит по-другому. Фрэнк немного приблизился ко мне.
— Ничего особенного, Фрэнк. Полагаю, главное, что я понял: вы рискнули чем-то ради абсолютно незнакомого человека.
— О черт! Какой в этом риск? Эта чертова работа и так поганая. Они и так могут спихнуть ее на Бермана, как бы я ни старался.
— Думаю, вас злит, когда я предполагаю в вас какие-то добрые побуждения.
— Какие «добрые побуждения»? Я не сделал ни черта для этой старой калоши. По правде говоря, вы раздуваете совершенно ничтожное дело.
— Ого! Вы, безусловно, тратите много сил на отрицание моей маленькой догадки.