Наука и религия в современной философии
Шрифт:
По-видимому, мы сталкиваемся здесь с тою трудностью, которую сама реформация завещала своим последователям. Исторически реформация представляла из себя сочетание двух разнородных явлений: с одной стороны она была экзальтацией внутренней веры, явившейся следствием развития средневекового мистицизма, с другой стороны возвращением к древним памятникам и текстам, восстановленным в их первоначальной чистоте, благодаря гуманистам и другим деятелям эпохи возрождения. Создать ив этих двух разнородных начал единое учение, — вот та задача, над которой мучилась протестантская душа.
Решение, предложенное Германом, сводится к разделению двух элементов, тесно связанных между собой у Ричля, а именно: основание и содержание веры.
Основание, или вера
Наоборот, специальное содержание веры, определенная форма догмата, представляет опыт теснее ограниченный и может варьировать у различных индивидуумов. Поэтому люди с полным правом могут различно выражать это содержание сообразно различию своих личных опытов. Так, например, рассмотрение внутренней жизни Иисуса производит на душу человека такое впечатление, что она необходимо, нравственно необходимо, должна уверовать в Иисуса. Но частная идея искупление смертью Христа рода человеческого представляет лишь случайное выражение того возрождающего действия, которое оказывает на нас Христос, — она может и не совпадать с религиозным опытом всех отдельных лиц.
Во Франции точку зрение близкую к Ричлю отстаивает выдающийся теолог Огюст Сабатье.
Стремясь оградить религию от всякого вмешательства физических наук, обеспечить ей абсолютную независимость и автономию, и отнюдь не желая в то же время требовать от науки хотя бы малейшего приспособление к чуждым ей целям, Огюст Сабатье ищет для религия святилища самого интимного, самого удаленного от видимых и осязаемых вещей, связанных с наукой. Религия порождается, по его мнению, тем чувством скорби, которое овладевает сердцем человека, когда он замечает свою двойственную, возвышенную и низменную природу и убеждается, что худшая часть его я господствует над лучшей. От этой скорби религия спасает нас не тем, что доставляет нам какие-либо новые познания, а тем, что объединяет нас посредством акта доверия и веры с всемогущим и всеблагим началом, в котором мы почерпаем силу для своего существования.
Итак, что же такое религия? Это сердечная молитва и, в то же время, это освобождение.
Освобождение это есть чудо. Как совершается оно? Христианину нет надобности это знать. Неизменные законы природы, раскрываемые наукой, становятся для христианского сознание выражением божественной воли.
Для того, чтобы я мог жить религиозною жизнью, мне нужны три, и только три вещи: реальное и активное присутствие Бога во мне, внимание Бога к моей молитве, свобода надежды. Эти три вещи не затрагиваются современной наукой и, надо думать, никогда не будут затронуты никакой наукой.
И если я захочу — а могу ли я, прислушиваясь к голосу моего сердца, не хотеть этого — развить эти основные идеи и возможно полнее осуществить во мне мою религию, я не последую тем многочисленным советам, которые приглашают меня обратиться к философии или к авторитету. Философия, архитектура абстрактных понятий, не имеет никакого отношение к мощному чувству, стихийно возникающему во мне. Она может предложить мне только чисто рассудочные системы, которые меня не задевают за живое и которые по всей вероятности приведут меня в столкновение с наукой. С другой стороны, авторитет какой бы то ни было власти, хотя бы это была власть величайшей церкви, не может дать моей душе того, чего она требует: внутреннего убеждения, свободного и личного.
Для того, чтобы развить в себе религию, я нуждаюсь лишь в одном: в примере и влиянии уже осуществленной религии. Но и то и другое я нахожу в личности Христа, как она раскрывается передо мной в евангелии. Иисус чувствовал себя связанным с Богом сыновнею связью. Будучи человеком, он учит нас, он показывает нам на деле, что люди сыновья Божии и способны соединиться с Ним. Сознание человеческое, — вот то место, где мы
Следует ли идти дальше и установить точные, обязательные догматы, переводящие на язык воображение и чувств эти невыразимые тайны? Католицизм, а вслед за ним и школьный протестантизм, стремятся к этому. Но эти материальные добавление создают, как мы знаем, постоянные конфликты между религией и наукой; к тому же они бесполезны для благочестия, и даже угрожают сбить его с истинного пути.
Католическая религия включает в себя три элемента: веру, догмат, авторитет. Протестантизм, стараясь восстановить христианство в его первоначальной чистоте, уничтожил авторитет, как принцип чисто материальный и политический, но оставил в неприкосновенности догмат, как объект обязательного верования. Элемент, религиозный по преимуществу, есть вера. Там, где есть вера, есть и религия. То, что называют догматом, есть лишь символическое — всегда не адекватное, всегда условное — истолкование невыразимых в слове данных религиозного сознания.
Всякое религиозное познание по необходимости является чисто символическим, так как таинство, по самому существу своему, не может быть выражено иначе, как в символах.
Вера и объект веры, — вот что нужно различить прежде всего. Только первая существенна; второй есть лишь ее последствие и случайное выражение.
II
ОЦЪНКА РИЧЛИАНСТВА
Даже в наше время идеи Ричля и его учеников пользуются широким распространением: среди теологов в их точной формулировке, — среди общества в форме определенного уклона религиозной мысли. Очень многие стремятся поместить религию исключительно и всецело в области чувства, в области внутренней жизни, в области духовного общение сердца человеческого с Богом, отодвигая на второй план, и даже вовсе устраняя те учения, которые задаются целью сделать из религии объект познание и тем самым рискуют вступить в конфликт с познаниями другого порядка, с познаниями научными. В настоящее время в большой моде подчеркивать различие между верой и символом веры, подобное, якобы, различию между духом и буквой, душой и телом, мыслью и словом, идеей и формой. Это позволяет людям, которые отвергли бы религию, если бы она была тожественна с шокирующими их догматами, примыкать к ней, и при том со стороны, являющейся, по их убеждению, самой важной.
И, действительно, нельзя отрицать, что точка зрения Ричля представляет по сравнению с другими большие преимущества.
Устранив a priori все то, что имеет связь с какой-либо наукой, теорией, познанием, как элемент чуждый религии, теолог уверен, что наука никогда не сможет нарушить его свободу. Он расположился в области, которая по самому определению своему не имеет ничего общего с областью науки: каким же образом может он когда-либо встретить на своем пути науку? Наука наблюдает и сочетает между собою лишь внешние видимости вещей: благочестивый человек живет в Боге и в душе своих братьев. Он чувствует в себе силу Божию и именно под действием этой силы он молится, любит, надеется. Наука не имеет никакого отношение к этим явлениям; они принадлежат к совершенно иному порядку, нежели объекты науки. Наука ищет познаний, а явление эти суть реальности. Каким же образом познание могут помешать реальности существовать?
Если религия, понимаемая в таком строго спиритуалистическом смысле, избегает всяких столкновений с наукой, то, по мнению теологов рассматриваемой нами школы, было бы несправедливо сказать, что она достигает этого, лишь урезывая себя, сжимаясь в бесконечно малую точку, лишая себя всего, могущего служить добычей противнику. Для ученого, имеющего дело лишь с материальными реальностями, чисто духовный мир, быть может, и есть ничто; но в этом ничто религиозный человек находит все: In deinem Nichts h off’ich das All zu finden 34), говорит Фауст Мефистофелю.