Наука побеждать (Часть II)

Суворов Александр Васильевич

Сохраненныя же в России не могут пополнить погибшаго; но с ними сохранилась антингова история. Антинг издал свое сочинение в Лондоне на французском языке, как выше сказано, в двух небольших томах, и последнее издание 1799 года. Он доставил ко мне один экземпляр уже в 1801-м году. Поручение покойнаго князя Суворова лежало на душе, как священнейшая обязанность; но разныя события и обстоятельства, а более недоверчивость к собственному дарованию были сильными преткновениями к исполнению моего долга; наконец, в свободные дни моей жизни осмеливался я делать приступы к исправлению и дополнению о военных происшествиях, повествуемых во втором томе антингова сочинения, – особыми выписками, которыя вместе с историею Антинга предоставляю для перевода на отечественный язык свежему и лучшему перу.

В заключение, священною обязанностию

считаю добавить, что все здесь изложенное мною не имеет тени вымысла, а истинная быль; всегда был я далек самолюбия, а может ли эта минута в старости имеет место? Нет, я желаю только оставить в истории истинное понятие о свойствах этого великаго человека, будучи сряду 8 лет при его лице счастливейшим исполнителем его важнейших поручений. В продолжении 8 лет я был счастливейшим из находившихся в ближайших поручениях этого великаго человека, неразлучным свидетелем гения его военнаго искусства, быстраго его постижения и предусмотрения обстоятельств, хладнокровнаго присутствия духа в самых жарких делах, неутомимаго наблюдателя за последствиями, строгаго попечителя о благосостоянии и продовольствии войск, великодушнаго и человеколюбиваго к побежденным, заботливаго покровителя мирных обывателей, но всегда пылкаго и нетерпеливаго характера, требующаго мгновеннаго исполнения своих приказаний. Он был искренно привязан к религии, царю и отечеству, не терпел ни двуличия, ни лести. Все странности его были придуманныя с различными расчетами, может-быть собственно для него полезными, но ни для кого не вредными, так-как и все слухи о его пороках решительно были несправедливы и выдаваемы от стороны людей к нему неблагорасположенных, преимущественно по зависти к ремеслу, в чем, к – несчастию, не было недостатка.

И. Сергеев [249] . Домашние привычки и частная жизнь Суворова

Из записок отставнаго сержанта Ивана Сергеева, находившагося при Суворове шестнадцать лет безотлучно

День Суворова начинался в первом часу пополуночи. Он часто приказывал будить себя по первым петухам. В военное время, или по случаю каких-нибудь важных дел, бывало, что он вставал еще ранее, приказывая строго своему камердинеру будить его, не слушая отговорок. «Если не послушаю, тащи меня за ногу!»

249

Печатается с сохранением некоторых особенностей авторской орфографии и пунктуации.

Суворов спал, накрывшись одной простынею. Встав с постели еще не одетый, он начинал бегать взад и вперед по спальне, а в лагере по своей палатке, и маршировал в такт. Это продолжалось целый час до чаю, между тем, держа в руке тетрадки, он громко твердил татарские, турецкие и корельские слова и разговоры. Для упражнения в корельском языке он даже держал при себе несколько корелов из собственных своих крестьян.

Окончив уроки, которые продолжал таким образом ежедневно, он умывался. Рукомойников никогда не подавали ему; вместо того приносили в спальню два ведра самой холодной воды и большой медный таз, в два же ведра. В продолжение получаса он выплескивал из ведер воду себе на лицо, говоря, что помогает глазам. После того служители его должны были оставшуюся воду тихонько лить ему на плеча, так чтоб вода скатываясь ручейком, катилась к локтям, для чего Суворов и держал локти в таком положении. Умыванье оканчивалось во 2 часу пополуночи. Тогда входил в спальню повар Суворова с чаем, он только один наливал чай для него и даже в его присутствии кипятил воду. Налив половину чашки, подавал Князю отведывать, если чай был крепок, разбавлял водою. Суворов любил черный чай, лучшего разбора, и еще приказывал просевать сквозь сито. В скоромные дни он пил по три чашки со сливками, без хлеба и без сухарей, в постные дни без сливок, а строго наблюдал все посты, не исключая середы и пятницы.

При подании чаю требовал белой бумаги для записывания своих уроков и вытверженнаго им. Вместо орешковых чернил, он всегда писал китайскою тушью.

После чаю Суворов не назначал

повару что готовить, а всегда у него спрашивал: «Что у тебя будет для гостей?» Повар отвечал, что придумал. «А для меня что?» – спрашивал князь, и повар в постный день отвечал: «уха», а в скоромный «щи». Было и жаркое. Пирожного Суворов почти никогда не ел. Соусы редко. Большой званой обед для гостей был из 7 блюд, и никогда более. После чаю Суворов, все еще неодетый, садился на софу, и начинал петь по нотным книгам духовные концерты Бортнянскаго и Сартия; пение продолжалось целый час. Суворов очень любил петь и всегда пел басом. Окончив пение, одевался, обыкновенно не долее, как в пять минут; после того снова умывал лице холодной водою и приказывал камердинеру Прошке позвать своего адъютанта, полковника Данилу Давыдовича Мандрыкина, с письменными делами.

Еще не было и 7 часов, когда Суворов отправлялся на развод, и каждый раз при этом говорил солдатам: «Братцы! смелость, храбрость, бодрость, экзерциция, победа и слава! Береги пулю на три дня. Перваго коли, и втораго коли, а третьяго с пули убей! Ученый один, а неученых десять», и проч. К разводу он всегда выходил в мундире того полка, какой был тогда в карауле.

После развода, если не было письменных дел, то приказывал позвать инженер-полковника Фалькони для чтения иностранных газет на французском и немецком языках; по окончании чтения газет, вдруг спрашивал: «Готово ли кушать?» и садился за стол в 8 часов утра. К этому же времени собирались гости, приглашенные к обеду его. В ожидании почетных посетителей, обед иногда отлагался до 9 часов утра.

Суворов никогда не завтракал и никогда не ужинал. Перед обедом всегда пил одну рюмку тминной сладкой водки, но не более, а за неимением тминной, рюмку золотой водки, и всегда закусывал редькою. В случае, если бывал нездоров желудком, выпивал вместо того рюмку пеннику, смешаннаго с толченым перцем.

В продолжение обеда пил с большею умеренностию венгерское или малагу, а в торжественные дни шампанское. Плодов и лакомств не любил, иногда только, вместо ужина подавали ему изрезанный тонкими ломтиками лимон, обсыпанный сахаром, или три ложечки варенья, которыя он запивал сладким вином.

В армии Суворов никогда не обедывал один. Стол накрывался всегда на пятнадцать, на двадцать и более приборов, для военных генералов и прочих чинов, составлявших его свиту. Суворов никогда не садился на хозяйское место, а всегда сбоку, по правую сторону стола, на самом углу.

Столовый прибор для него был особенный. Всегда оловянная ложка, на образец серебряной. Когда случалось спрашивали его, почему он предпочитает оловянную ложку, он отвечал, что – в серебре есть яд. Нож и вилка его были с белыми костяными черешками; стакан и рюмки также отличныя от других.

Кушанья не ставили на стол, а носили прямо из кухни, с огня, горячее, в блюдах, обнося каждого гостя и начиная со старшого. Суворову же подносили не всякое блюдо, а только то, которое он всегда кушал.

За столом он любил, чтоб гости беспрестанно говорили; в случае же тишины вскрикивал: «да говорите братцы что-нибудь!»

По слабости желудка Суворов наблюдал величайшую умеренность в пище; камердинер его, Прохор Дубасов, называемый Прошкой, всегда стоял при столе, и не допускал его съесть лишнее, но отнимал у него тарелку, не убеждаясь никакими просьбами, потому что знал, что в случае нездоровья Суворова сам же будет в ответе и подвергнется строгому взысканию: зачем давал лишнее есть?

Если кто приглашал Суворова к обеду, то обыкновенно приглашал и повара его. Когда же не он готовил, то Суворов за столом ничего не ел и жаловался на нездоровье.

Перед обедом, идучи к столу, он читал громко молитву «Отче Наш». После стола всегда крестился три раза. Молился усердно утром и вечером по четверти часа и с земными поклонами.

Во все время Великаго поста всякой день в его комнатах отправлялась Божественная служба. Суворов при этом почти всегда служил дьячком, зная церковную службу лучше многих приходских дьячков. На первой неделе Великаго поста ел грибное кушанье. В прочия недели употреблял и рыбу. На страстной всегда говел, и тогда вовсю неделю довольствовался одним чаем и то без хлеба.