Наука под гнетом российской истории
Шрифт:
Сразу после этой дискуссии Н.И. Вавилов направил М.Б. Митину письмо. Он пытался объяснить философу, что поддержка Лысенко отбросит отечественную биологию на задворки мировой науки. Вавилов думал, что его сочлен по Академии наук, представитель “самой передовой, самой правдивой филосо- фии” [464] поймет его. Политическая интуиция и на этот раз подвела ученого.
Впрочем, все это не столь существенно для нашей темы. Важно другое: Лысенко и его сторонники уже были «в силе», их поддерживали в Кремле, а потому данный феномен обезмысленной науки уже не просто обозначился, он стал ведущим для советской биологии еще в довоенные годы. А потому все подобные дискуссии никакого отношения к науке не имели. Это были ритуальные политические игрища, не более.
[464] Как готовилась расправа над генетикой // Вестник АН СССР. 1990. № 9.
Уже в 1939 г. было предельно ясно – генетика обречена. Если бы не было Лысенко, т. е. некоей альтернативы, то генетику бы просто запретили как «буржуазную лженауку», что уже проделали с евгеникой, психоанализом и т. д., а чуть позднее – с кибернетикой. Но был Лысенко с его посулами, с его всем понятной “народной наукой”, а потому генетику не запретили, ее разгромили.
А что же «славная своими традициями» Академия наук? Она, как мы помним, после 1929 г. была уже изощренно советской, она готова была по боевому сигналу идеологических горнистов бежать туда, куда ее звали, бежать не рассуждая. Раз Лысенко был обласкан самим Сталиным, Академия не могла эту ласку игнорировать. Конечно, Лысенко стал академиком (1939 г.). И конечно, все Отделение биологических наук распахнуло объятия его “учению”. Уже с конца 30-х годов биологи в Академии были представлены почти исключительно идейными последователями «народного академика». А когда на выборах 1939 г. Н.К. Кольцов и Л.С. Берг посмели составить конкуренцию самому Лысенко, тут же принципиальные марксисты академики А.Н. Бах и Б.А. Келлер дали достойную отповедь этим самонадеянным выдвиженцам. «Правда» публикует письмо возмущенных академиков «Лжеученым не место в Академии наук». В нем Берг проходил как “идеалист”, а Кольцову навесили более понятную читателям этой газеты бирку: “контрреволюционер и фашист”.
Хорошо. Может хотя бы президент Академии поддержал Берга и Кольцова? Как же… Президент Карпинский за три года до того умер, а новый лидер Академии В.Л. Комаров был рекомендован на этот пост ЦК и он не мог огорчать своих покровителей. Комаров одобрил письмо Баха и Келлера. И, разумеется, академиками стали более значимые ученые: Т.Д. Лысенко и Н.В. Цицин. К тому же в то время уже шел массированный «накат» на Н.И. Вавилова. В 1938 г. Н.И. Вавилова, Б.М. Завадовского, П.Н. Константинова в открытую называли “врагами народа”, ибо они смели усомниться в дееспособности “мичуринской биологии”. Разумеется, Советская академия присоединилась к возмущенному хору. Она в 1938 г. выступила с резкой критикой работ Н.И. Вавилова (см. «Вестник АН СССР», 1938, № 6).
Еще до выборов, 23 февраля 1939 г. Вернадский отмечает в дневнике: “Боязнь Лысенко – говорят, производит странное впечатление (нормален ли – озлобленный?)” [465] .
…Возникает резонный вопрос: почему большевики столь жестоко обошлись именно с генетикой? Почему они полностью обезмыслили биологию и по каким причинам не удалось изгнать мысль, к примеру, из геологии? Ответ, как мне кажется, очевиден.
Во-первых, и биология и геология, являясь науками фундаментальными, имели в то же время самый непосредственный выход в практику: первая обеспечивала теоретический фундамент сельскохозяйственного производства, вторая – давала минеральное сырье промышленности. Но у биологов, помимо генетики, появилась альтернативная «теория» подъема урожайности – учение Лысенко о яровизации, а у геологов конкурирующих методов поиска месторождений полезных ископаемых не было.
[465] Вернадский В.И. Дневник 1939 года // Дружба народов. 1992. № 11-12. С. 18
Во-вторых, у биологов объявился невиданный ранее лидер – человек малообразованный, но лишенный каких-либо комплексов сомнения, к тому же свое “учение” он как бы вывел из марксистско – ленинской философии, сделал его классовым, что не могло не тронуть души большевистских вождей. Одним словом, появилось то, что в дальнейшим было названо «феноменом Лысенко». В геологии также проклевывался подобный лидер, академик И.М. Губкин, но в его распоряжении не оказалось геологического “вейсманизма – морганизма” (тектонике литосферных плит повезло родиться на 30 лет позднее), он не мог по этой причине свое «учение» строить на отрицании «буржуазной лженауки», а был вынужден подавать его в чистом виде. Поэтому, хотя ему и удалось прибрать к рукам значительную долю геологической службы, стать единоличным фюрером геологии он не смог. К тому же его “учение о происхождении нефти” было вполне осмысленным в отличие от «учения» Лысенко. И хотя геология не осталась в стороне, ей также навязывали решение научных проблем с позиций диалектического материализма, все же основная масса ученых делала свое дело, используя диалектику лишь как полувоенный френч, который приходилось надевать, чтобы не выглядеть научными бомжами в коммунистической стране. Репрессии, как и повсюду, косили ученых, но саму науку обезмыслить не удалось.
…После окончания Отечественной
Все свое возносилось до небес, все «оттуда» либо игнорировалось, либо сознательно извращалось. Понятно, что в науке к идеологическим клише довоенных лет, извратившим сам характер научного поиска, добавилась сознательная подтасовка фактов, идеальная возможность сведения счетов с более талантливыми коллегами и, конечно, оголтелый антисемитизм, ибо ярлык «космополит» просто эвфемистически замещал привычное русскому уху слово «жид».
Борьба с низкопоклонством оказалась материей двусторонней. Одна сторона материи – это абсолютное превосходство во всем советского строя. Превосходство априорное, аксиоматическое. Доказывать ничего не требовалось, надо было знать это и презирать все иностранное. Кто сомневался, на того мгновенно надевался шутовской колпак «низкопоклонца перед Западом». Оборотная сторона той же материи имела некоторое содержательное обоснование. Успешно продвигался невиданный по размаху атомный проект, и власти решили рассуждать по аналогии: раз с таким сложнейшим делом мы справляемся своими силами, то уж в какой-то там генетике и вовсе обойдемся без “вейсманистов-морганистов”. И, разумеется, изничтожим подброшенные «оттуда» буржуазные лженауки – кибернетику, социологию и пр. Коли ученый будет щепетильничать, непременно станет доискиваться до западного первоисточника и обнаружит, что идея оказывается «буржуазной», значит он – не советский патриот, он – космополит. Даже так – безродный космополит.
И пошло. И поехало…
Уже в печально знаменитом постановлении ЦК по поводу журналов «Звезда» и «Ленинград» говорилось, что советским людям чужд “дух низкопоклонства перед современной буржуазной культурой Запада” [466] . А раз чужд, значит наносен, значит его можно и нужно соскрести и вымести.
Борьбу с низкопоклонством начали размашисто, она стала идеологической доминантой всех сфер деятельности. Если раньше партийные установки как бы нанизывались на центральную концептуальную базу науки, то теперь дошло до прямого искажения и подлога научных фактов. Науку замусорили так, что историческую истину в ней стало разглядеть невозможно. “Самая передовая и самая прогрессивная в мире советская наука” стараниями борцов с низкопоклонством была списана мировой цивилизацией в отходы научного прогресса. Раз СССР считает, что он – родина слонов, пусть себе тешится.
[466] КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и плену-мов ЦК… М… 1953. С. 1029
Возможно, ученые и понимали в душе, что все это – не более, чем очередная партийная дурь. Но страх, посеянный годами взбесившегося ленинизма, так прочно укоренился в душах, что к этой дури они отнеслись вполне серьезно и втянулись в беспощадную войну с космополитами. Причем многие отдавались этому делу с душой, они искренне верили в то, что делали, ибо подобное «творчество» не требовало мозговых усилий и люди в научном отношении бездарные легко могли на этой «патриотической волне» стать и докторами наук и академиками. А «низкопоклонцам» ничего не оставалось как слушать, соглашаться и каяться.
Любопытно следующее. Борьба с космополитами была не более чем политической кампанией, она озвучивалась и подавалась в нужной патриотической тональности только для масс. Когда речь заходила о делах серьезных, связанных с работами на военно – промышленный комплекс, то там подобный «па-триотический зуд» не только не поощрялся, за него даже наказывали. В военно – технической сфере надо было не презирать западное, надо было брать у них все лучшее, а затем, понятное дело, выдавать за свое.
Так, академика П.Л. Капицу 17 августа 1946 года постановлением Совета министров, подписанном Сталиным, сняли с должности начальника Главкислорода и директора Института физических проблем, в частности за то, что он занимался “только экспериментальной работой и своими установками, игнорируя лучшие заграничные установки и предложения советских ученых” [467] .
[467] Капица П.Л. Письма о науке. М., 1989. С. 271