Наука поэзии
Шрифт:
Часто пленяют вблизи, иногда же в одном отдаленьи.
Эта картина прекрасна в тени, а другая, которой
Острое зренье судьи не вредит, превосходна при свете.
Эта понравится раз, а другую раз десять посмотрят.
Старший из братьев Пизонов! Хоть верен и вкус твой и разум,
И хоть голос отца для тебя превосходный наставник,
Но не забудь, что тебе я скажу! Есть предметы, в которых
Даже посредственность всеми терпима и может быть сносной.
370
Не сравнится с Мессалой, ни знаньем с Касцелием Авлом,
Но уважают его. А поэту ни люди, ни боги,
Ни столбы не прощают посредственность: всем нестерпима!
Как за приятным обедом нестройной симфонии звуки,
Запах грубых мастик, мак, смешанный с медом сардинским,
Всем досаждают затем, что обед и без них обошелся б:
Так и поэзия, быв рождена к наслаждению духа,
Чуть с совершенства сойдет, упадает на низкую степень!
Кто не искусен в бою, - уклоняется с Марсова поля,
380 Тот, кто ни в обруч, ни в мяч, ни в диск играть не искусен,
Тот не вступает в игру, чтоб не подняли зрители хохот;
Только несведущий вовсе в стихах их писать не стыдится.
Что же ему не писать! Он свободный, хорошего рода,
Всадничий он капитал объявил и во всем без порока.
Нет! ты не будь таковым! Не пиши без согласья Минервы!
Ты рассудителен: знаю. Когда что напишешь, то прежде
Мекия верному слуху на суд ты должен представить,
Или отцу, или мне, и лет девять хранить без показу!
Втайне свой труд продержавши, покуда он в свет не явился,
390 Много исправишь, а выпустишь слово, назад не воротишь!
Некогда древний Орфей, жрец богов, провозвестник их воли,
Диких людей отучил от убийств и от гнусной их пищи.
Вот отчего говорят, что и львов укротил он и тигров.
Фивские стены воздвиг Амфион: оттого нам преданье
Повествует о нем, что он лирными звуками камни
Двигал с их места, куда ни хотел, сладкогласием лиры.
Древняя мудрость в том вся была, чтоб народное с частным,
Чтоб святыню с мирским различить, дать браку уставы,
Строить грады, на древе вырезывать людям законы.
400 Вот оттого и божественным именем чтили поэтов,
Как и пророчеством звали их песнь! Вслед за ними, позднее,
Славный Гомер и Тиртей вспламеняли своими стихами
Бранные души. Оракулы тоже в стихах возвещались.
Глас Пиэрид и жизни указывал путь, и поэтам
Снискивал милость царей, и, работ годовых с окончаньем,
Песнью веселой народ услаждал. Не стыдитесь отныне
Лиры искусной, и голоса муз, и певца Аполлона!
Что совершенству
Или искусство?
– Странный вопрос!
– Я не вижу, к чему бы
410 Наше учение было без дара и дар без науки?
Гений природный с наукой должны быть в согласьи взаимном.
Тот, кто стремится достичь на бегу желаемой м_е_ты,
В юности много трудов перенес; и потел он и зябнул,
Был он воздержан в любви и в вине. Музыкант, на Пифийских
Играх поющий - тоже учился, наставника слушал.
Ныне - довольно сказать: "Я чудесно стихи сочиняю!"
Всякий хочет вперед! Позади оставаться постыдно;
Стыдно признаться, что вовсе не знаешь, чему не учился!
Как публичный крикун скликает толпу на продажу
420 Разных товаров, так и поэт, богатый землями,
Деньги пускающий в рост, собирает льстецов и дарит их.
Но кто большие обеды дает, кто ручается в долге
По бедняге и моте, которому больше не верят,
Или кто плута в суде от хлопот защитит, - сомневаюсь,
Чтобы мог различить он прямого от ложного друга.
Если кого ты дарил иль подарок кому обещаешь,
Слушать свои сочиненья его не зови: будь уверен,
Что он в радости сердца всегда закричит: "Бесподобно!"
Вне себя от восторга, он, верно, то слезы роняет,
430 То с восхищения вскочит, то в землю ударит ногою!
Точно наемные плаксы, обряд похорон исполняя,
Больше вопят и рыдают, чем тот, кто и вправду печален,
Так и насмешник растроган. Не так прямодушный ценитель!
Нам говорят, что цари принуждают пить многие чаши,
Полные цельным вином, как скоро хотят откровенно
Вызнать, достоин ли дружбы кто их.
– Так и ты берегися,
Если ты пишешь стихи, льстецов под наружностью лисьей!
Если б Квинтилию ты их читал, он сказал бы открыто:
"Это и это поправь!" На ответ твой, что два иль три раза
440 Пробовал их исправлять, но не сладил, он скажет, что лучше
Их уничтожить совсем, и поэму всю снова под молот.
Если ж ты более любишь отстаивать спором ошибки,
Чем исправлять их, то слов понапрасну он тратить не станет;
Он замолчит, - пусть себя и стихи без соперников любишь!
Честный и сведующий муж откровенно стих слабый заметит,
Жесткий осудит, небрежный, тростник обмакнувши в чернила,
Черным отметит крестом, украшенья пустые отбросит;
Видя неясность в стихе, выраженью принудит дать ясность;
Встретя двусмысленность, тотчас укажет, что должно исправить.