Навь и Явь
Шрифт:
Из бани донёсся протяжный рык, будто какому-то диковинному огромному зверю защемило лапу капканом. Брана поёжилась, а потом приоткрыла дверь и крикнула внутрь:
– Да будет тебе горло-то драть!
А оттуда ей в ответ проревели:
– А ты роди, попробуй! В следующий раз сама будешь!
На пороге показалась сердитая и потная Рагна, погрозила Бране кулаком и захлопнула дверь. Дарёна куталась в шубку, прикрывая живот, а воображение
Озябнув, Дарёна перебралась в предбанник, присела на лавку и съёжилась, содрогаясь при каждом вопле, тягучие раскаты которого аукались у неё внутри холодящим эхом. Выглянула Зорица – озабоченная, со взмокшим лбом, будто сама лежала в родах.
– Чего тут сидишь? В дом лучше иди, Ильга до утра промучится. Всю ночь спать не будешь, что ли?
– Да какое там спать, – поморщилась Дарёна. И спросила робко: – А Иле правда так больно?
– Да прикидывается она, – усмехнулась Зорица. – Матушка Крылинка ей боль хорошо снимает, а она дурочку валяет, чтоб супруге жизнь мёдом не казалась.
– Вот зараза, – выругалась сквозь зубы Дарёна. – А я тут сижу, чуть ли сама не рожаю!
Вне себя от возмущения, она вскочила и распахнула дверь в парилку, чтобы высказаться от души, но слова замерли у неё на языке при виде окровавленных тряпок на полу. Широкая фигура матушки Крылинки скрывала от неё промежность Ильги, и Дарёна увидела только потный лоб и усталые глаза женщины-кошки. Её рыжие пряди разметались по соломе, рубашка пропотела под мышками, а Рагна, стоя рядом, держала роженицу за руку. Блестя белозубым клыкастым оскалом, Ильга испустила поистине медвежий рёв, а Крылинка воскликнула:
– Воды отошли! – и выгребла мокрый пучок соломы, а подоспевшая Зорица сразу подала на его место новый, сухой. – Это не всё, ещё литься будет…
Ильга, скосив утомлённо-хмельной взгляд на Дарёну, издала певучий, грудной смешок – будто тяжёлые шары перекатывались.
– Что, струхнула? Ничего, и ты родишь, никуда не денешься…
На подкашивающихся ногах Дарёна кое-как выбралась из бани и втянула в грудь морозный сумрак. Брана – сразу к ней:
– Ну, чего там?
– В-воды отходят, – заикнулась Дарёна, сглотнув настойчивый, неловкий ком дурноты, и поплелась в дом.
Кошки не спали. Твердяна ни о чём не спросила, будто каким-то образом сама всё видела и знала, Горана тоже была спокойна, а Светозара с Огнеславой слово в слово повторили вопрос Браны:
– Ну, чего там?
– Рожает, – только и смогла ответить
Сброшенные чуни упали на пол, и она сунула восково-бледные, припухшие ноги под одеяло. Наверно, от сегодняшнего долгого стояния отекли… Голова тупо ныла, а закрывая глаза, Дарёна проваливалась в бесконечное тошнотворное вращение.
Когда чернота за окном перешла в тёмно-серый сумрак, в дом влетела рыдающая Брана с мяукающим свёртком на руках. Следом за ней гнались матушка Крылинка с Рагной и Зорицей:
– Вот полоумная! Отдай дитё, его кормить надобно!
Брана принялась приплясывать, кружа в объятиях надрывно пищащий комочек, а женщины всполошённо топтались рядом, готовые в любой миг ловить ребёнка из рук обезумевшей от счастья новоиспечённой родительницы. Это было бы уморительным зрелищем, если бы сумрак не давил болью на череп Дарёны.
Брана с Ильгой и новорождённой малышкой прогостили в доме Твердяны три дня, после чего отбыли домой. Матушка Крылинка, осмотрев отёкшие ноги Дарёны, нахмурилась и принялась готовить на воде из Тиши отвар для вывода лишней жидкости.
– Может, это и ничего, – сказала она. – Голова не болит? Мушки перед глазами не летают?
Дарёна встревоженно призналась, что голова побаливает, а мушек она пока не замечала.
– Может, и обойдётся всё, ты обожди плохое думать, – успокоила Крылинка. – Но воду отвести не помешает. И отдыхать тебе надо побольше.
Но отдыхать было некогда: уже на следующий день в дверь постучались. Стайкой щебечущих пташек в дом ворвались девичьи голоса, зазвучали шаги множества ног, а заглянувшая к Дарёне Зорица сообщила:
– Там к тебе девицы – говорят, пению учиться.
Оставив рукоделие, Дарёна вышла в большую горницу для приёма гостей, где нерешительно мялись, с любопытством осматриваясь, десятка два молодых белогорских дев. Вооружённая дружинница с поклоном объявила:
– Это самые лучшие певуньи, какие есть в нашей земле. Обучай их своему мастерству, а мне государыня поручила проверять, как идёт дело. Через две седмицы наведаюсь.
С этими словами дружинница исчезла в проходе, а Дарёна слегка растерялась под двумя десятками испытующих взглядов.
– Ну, давай, учи, – сказала высокая девушка с яркими губами и насмешливым прищуром прохладных голубых глаз, сдвигая свой цветастый платок с головы на плечи. – Ежели, конечно, тебе есть чему нас учить.
Её тёмные гладкие волосы лоснились в отблеске ламп дорогим атласом, а драгоценное очелье с височными подвесками выдавало в своей обладательнице дочку из зажиточной семьи.
– Я не поняла, ты добровольно пришла учиться или тебя притащили силой? – Дарёна выгнула бровь, устремив на красавицу пристальный взор.