Навь и Явь

Инош Алана

– Ладно тебе, не скромничай, – сказала княгиня, добродушно щурясь. – Ты одна стоишь целой дружины. Понимаю, что у тебя много работы, но всё же прими моё приглашение – не откажись отобедать со мной.

– Как повелишь, госпожа, – после непродолжительного удивлённого молчания ответила Правда.

Выпотрошенные туши осетров ошпарили и очистили от чешуйчатой брони, после чего набили утятиной с солёными грибами, луком и морковью и отправили запекаться. Правда была весьма озадачена приглашением на обед; вероятно, следовало одеться поприличнее… Княжеские дружинницы между тем оказались отнюдь не неумёхами и белоручками, и работа на кухне закипела, как прежде –

до этой опустошительной битвы.

Правда крутилась, как белка в колесе, дабы всё успеть; скинув мокрую от пота рубашку, она в первый раз после вчерашнего боя ополоснулась, растёрла снегом плоский, мускулистый живот и сильные плечи. Кожа после ледяного обтирания приятно горела, а Руна между тем достала из сундука чёрный, вышитый серебром кафтан, праздничную рубашку и новые сапоги. Все вещи благоухали душистыми травами и сушёными цветами, которыми пересыпали одёжу от моли – щемяще-грустный запах, напоминавший о безмятежном времени до войны. Кушак туго охватил талию, оставшуюся такой же поджарой, как и в молодости, и в глазах супруги Правда подметила не остывшее с годами восхищение.

– Надо же, какая честь от государыни, – удивлялась Руна. – К чему бы это?

– Вот и увидим, – сдержанно отозвалась Правда, натягивая тугие сапоги. Те сели превосходно, подчеркнув красивые, сильные икры и собравшись щегольскими складочками на изящных щиколотках.

Она уж и позабыла все условности придворного обхождения, а потому чувствовала себя неловко и опасалась показаться неотёсанной. Годы наёмничества и грубой кухонной работы не добавили бы утончённости никому… Впрочем, стоило ей войти в трапезную, как подошла Радимира и поклонилась с непривычным почтением.

– Прошу тебя, Правда, проходи к столу. Вот твоё место.

Бывалая воительница смотрела в лица и никого не узнавала. Поколение Сестёр сменилось… Впрочем, нет: двух-трёх своих ровесниц Правда всё-таки увидела среди княжеской свиты. Да, давненько она не была в высшем обществе.

– Приветствуйте Правду, Сёстры, – торжественно и громко сказала Лесияра, успевшая к обеду переодеться в богато вышитую золотом рубашку и светло-серые сапоги с серебряными кисточками. – По велению души она удалилась из ваших рядов и заняла скромное место в этой крепости, но это не делает её менее достойной уважения.

Все поднялись из-за стола и поклонились, и Правда ответила на приветствие смущённым поклоном.

– Путь, пройденный ею, полон горечи, опасностей и тягот, – продолжала княгиня, знакомя с Правдой тех, кто её прежде не видел или слышал о ней слишком мало. – Её родительница, досточтимая Ястребинка, служила в старшей дружине моей матушки Зари, ну а Правда стала моей дружинницей. Начало её стези было славным и достойным, я гордилась такой сподвижницей и не могла на неё нарадоваться. Также всем сердцем я радовалась за Правду, когда она обзавелась красавицей-супругой; увы, несчастный случай на охоте оборвал жизнь прекрасной Военеги. Объятая скорбью, с опустошённым и разбитым сердцем Правда в поисках гибели подалась в далёкие края, где служила в войсках у чужестранных повелителей, участвуя в их нескончаемых междоусобных распрях. Она прошла через множество битв, и такое же множество ран оставило на её теле глубокие шрамы. Она искала смерть, а нашла любовь. Вернувшись в Белые горы с новой супругой и двумя дочками, Правда оставила службу и посвятила себя семье. И я уважаю её выбор, каким бы он ни был. Правда! – обратилась Лесияра к смущённой главной героине этого рассказа. – Уходя в чужие края, ты отказалась в мою пользу от всего, что имела, но я ничего не присвоила, а только взяла под доверительное управление в надежде, что ты когда-нибудь изъявишь желание восстановить своё положение. Полагаю, что настало время вернуть земли,

дом и имущество их законной владелице – тебе. Всё это я постаралась не только сохранить в целости, но и приумножить. Ты – Старшая Сестра и по праву рождения, и по всем возможным законам совести. Для нашей родины настали тяжёлые времена, ей требуются защитницы, а мне – сильные, верные и стойкие духом соратницы, и поэтому я прошу тебя, Правда: выйди из тени, вернись на своё законное место – во имя мира, во имя жизни и во имя спасения нашего родного края. Это нужно не мне, это нужно Белым горам.

Глаза Лесияры налились синей влагой, блестя, как тающие льдинки. Чувство, которым дышали её слова, мощно обдало душу Правды жаркой волной; как она могла промолчать, отвернуться, сказать «нет»? Отсиживаться в своём медвежьем углу она не собиралась, да и её верный боевой товарищ, топор, не желал бесславно покоиться на полке после того, как вновь вкусил вражьей крови. Правда поднялась со своего места и охрипшим от волнения голосом ответила государыне:

– Моя госпожа, сердце не даст мне остаться равнодушной к твоему призыву. Я готова служить и тебе, и нашей земле по-прежнему.

Лицо белогорской правительницы озарилось светом улыбки, и она также встала и протянула Правде руку; несколько стремительных шагов навстречу – и они слились в крепком дружеском объятии. Со счастливым смехом Лесияра могуче стиснула Правду и даже, приподняв от пола, покружила.

– Я верила, я знала, что ты вернёшься! – тепло и крепко держа старую соратницу за плечи, воскликнула она. – Ты можешь занять свой дом хоть сейчас: назначенная мною тиуница [23] содержит его в безупречном порядке. Моя Оружейная палата открыта для тебя – выбери там всё, что придётся тебе по душе и по руке.

23

тиуница (ж. р. от тиун) – служительница, управляющая домашним хозяйством

– Благодарю тебя сердечно, госпожа, – поклонилась Правда. – У меня есть мой старый верный топор, прошедший со мною все войны – мне довольно и его. Дозволь мне только сыскать кого-нибудь на своё место в крепости…

– Пусть это тебя не беспокоит, – заверила княгиня. – Я сама позабочусь обо всём. Также я отдам под твоё начало четыре сотни кошек – они станут твоей дружиной.

Все подняли кубки с хмельным мёдом за возвращение Правды, а её ровесницы, начинавшие службу вместе с ней, последовали примеру государыни и подошли обняться.

– Нам не хватало тебя все эти годы, Сестрица, – сказала Орлуша, чьи косицы Правда знавала ещё тёмными, без единого серебряного волоска.

Разрезали осетров, и Правда сама поднесла всем присутствующим по куску, прощаясь со своей поварской должностью. Снова были наполнены кубки, и теперь уже бывшая начальница кухни сказала:

– Помянем всех, кто полёг в битве за Шелугу. Их душам нужна сейчас наша любовь.

– Воистину так, – поддержала Лесияра, поднимая свой кубок торжественно и печально. – Ты сняла эти слова у меня с языка.

Все пригубили крепкий, выдержанный мёд, душистый и пьянящий, а остальное, по обычаю, выплеснули на пол. Подали сладкую кутью. Правда ела мало, зато налегала на питьё – наверно, от волнения. Прошлое стояло у горла комом слёз, тихой тризненной песней щекотало сердце и вместе с тем невидимой тёплой рукой лежало на плече.

– Позволь мне всё же подарить тебе меч, – сказала Лесияра. – Это – мой вещий клинок, полностью перекованный после того, как его разнесло на куски.