Наварин (Собрание сочинений)
Шрифт:
Подтащив пушки к площади Эйтмандана, топчу-баши самолично подпалил их фитили. Залп отдался громким эхом от стен близстоящих домов. На площади поднялся истошный вой. Это значило, что ни один гвоздь не пропал даром. Янычары кинулись, было, бежать, но пушечные залпы настигали их, и спасения не было никому. Эйтмандан был завален трупами.
– Теперь надо вырезать всех, кто успел разбежаться! – велел султан.
И началось! От тихих Сладких Вод до шумной Галаты спасения не было никому. Янычар убивали тысячами. Вместе с ними лишали жизни пожарных и носильщиков тяжестей, пинками разгоняли пляшущих дервишей-бекташей. Улицы Константинополя были
– Выкорчуем проклятое семя с корнем! – кричали городские мясники, ловко орудуя своими страшными ножами.
Из воспоминаний очевидца: «Несколько дней на арбах и телегах вывозили мертвые тела янычар, которые были брошены в воду Босфора. Они плавали по волнам Мраморного моря, а поверхность вод так была покрыта ими, что трупы даже препятствовали плаванию кораблей…»
Фридрих Вильгельм III
– Слава великому падишаху и потрясателю вселенной Махмуду – прекрасному убийце проклятых янычар, да продлит Аллах его счастливые годы на земле! – кричали толпы людей, пиная ногами изувеченные трупы своих недавних врагов.
Через два дня с янычарами в столице было покончено навсегда. Затем их начали резать в других городах Блистательной Порты, но убили далеко не всех. Не смотря на все усилия, несколько янычарских гарнизонов все же уцелели. Эти гарнизоны располагались на границе с Россией, а потому желающих служить там просто не было. Дунайские янычары чудом остались в живых. Придет совсем не много времени и Махмуд Второй об этом еще сильно пожалеет…
По странному совпадению выступление янычар произошло по времени почти одновременно с мятежом русской гвардии в Петербурге, вошедшей в историю, как восстание декабристов. Схожего в обоих случаях очень много. Даже разгоняли мятежников одинаково – пушками. Разумеется, причины обоих мятежей были совершенно разными. Однако совпадение по времени и характеру восстания достаточно знаковое.
Едва с янычарами было покончено, султан Махмуд сразу же приступил к созданию новой регулярной армии. Египетские инструкторы, которые сами толком ничего не умели, его уже не устраивали. И султан обратился к прусскому королю Фридриху Вильгельму Третьему.
– О, да! – обрадовался Фридрих Вильгельм, в предвкушении турецкого золота. – Мы научим вас настоящей выправке и вымуштруем ваших феллахов так, что они будут маршировать не хуже потсдамских гренадер!
Среди инструкторов, посланных в Турцию был и молодой, но уже весьма амбициозный капитан Гельмут фон Мольтке. Его кровавая слава еще далеко впереди…
Турция несколько отстала в развитии от остальной Европы, и теперь всеми силами стремилась ее догнать. Прусским инструкторам султан велел подготовить новую армию «низам-джедид» за два года.
– Через две весны я верну себе Грецию, усмирю Сербию и наведу порядок в Египте. Мое имя будет столь же грозным как имя Сулеймана Великолепного! Еще ничего не было решено. Все еще только начиналось.
Высказывая
– О, коварные, гяуры москов! – кричал он, стуча кулаками в шелковые подушки. – Я знаю, что разбойник Ипсилати был русским генералом, а негодяй Каподистрия ведал в России всеми делами европейскими!
Отныне по капризу Махмуда Босфор и Дарданеллы закрывались полностью. Если раньше удавалось провозить через проливы хоть часть товаров, то теперь и с этим было покончено. В Петербурге встревожились не на шутку. Турки уже начали конфисковывать товары. Склады Одессы и Херсона, Николаева и Таганрога были доверху забиты зерном и шерстью.
– Куды девать все, когда продать некуда! – хватались за голову купцы и тут же наставляли приказчиков. – Больше не брать!
– А нам что теперь делать прикажите! – кричали помещики, показывая на нескончаемые вереницы телег с зерном. – Жечь все это добро, что ли?
– А хоть и жгите! Все одно пропадет! Вывоза та нету, и не будет!
– Это от чего же? – срывались на плачь хозяева полей и усадеб.
– Да от того, что турка окаянный ворота босфорские закрыл накрепко!
– Где же наши Суворовы да Кутузовы, чтобы ворота те открыть, а турку наказать примерно! – раздавалось повсюду.
Все несли миллионные убытки. Возмущены были судовладельцы и помещики. Нечем было платить и работному люду. Зароптали крестьяне в деревнях и ремесленники на фабриках. В одно мгновение империя лишилась вывоза большей части хлеба – главной статьи экспорта. Теперь речь шла уже о безопасности самой России. Полицейское начальство доносило в тревоге:
– Брожение умов скоро достигнет точки кипения и тогда все выплеснется разом!
– Неужели возможен бунт? – таращили глаза интеллигенты.
– Еще какой! – просвещали их. – Не просто бунт, а наш русский, самый беспощадный!
– Нешто новая пугачевщина? – крестились помещики и интеллигенты. – Свят, свят, свят!
Надо было что-то срочно предпринимать… Но что?!
– Нам ли победителям Наполеона, разгромивших нашествие двунадесяти народов терпеть капризы гололобых! – в открытую кричали на улицах городов и деревень. – Не хотят добром ворота открывать, так мы сорвем запоры цареградские сами, чай не впервой!
Герцог Веллингтон еще не добрался до родных британских берегов, а российская политика уже совершила крутой поворот. Русский посол в Константинополе Минчиаки (тоже из греков!) предъявил султану ноту, составленную в выражениях угрожающих. Россия требовала немедленного восстановления договора о проливах, освобождения из застенков сербских депутатов и отвода турецких войск от русских границ.
Турки бумагу приняли и затаились, словно ничего и не было. Тогда настырный Минчиаки явился в диван вторично, и там громогласно объявил:
– Российский император дает вашему султану еще шесть недель для раздумий. После чего я покидаю Стамбул. А что ожидает вашу страну, скоро узнаете!
К пограничному Пруту уже потянулись русские полки: с песнями и барабанным боем пехота, на рысях казачьи сотни. Колотились по дорожным колдобинам пушки и фуры. То двинулась с места Вторая Южная армия империи. У Босфора забелели паруса Черноморского флота. Россия серчала, и серчала сильно!