Наваждение, или К вопросу о суевериях
Шрифт:
– Ишь, фармазон, - засмеялась Степанида Петровна, бросив в него щепочкой.
Петух не обиделся, только прикрикнул на кур - дескать, не вашего ума дело.
– По-моему, фармазон должен быть в белой шляпе, - рассеянно заметил Коля.
– С чего вы взяли?
– Не знаю.
– Коля сам удивился.
– Может быть, память предков?
– А что, - оживилась Степанида Петровна, - вдруг и в самом деле существует некая связь поколений? Вот на этом месте стояла когда-то избушка моей прародственницы Степаниды - о ней шла слава как о
– Радикулит, - сказал Коля без особого интереса.
– Профессиональная болезнь научных работников, от вечного перетаскивания аппаратуры. Да еще натрясло в машине.
– А давайте снимем боль?
– Массаж?
– Коля засмущался.
– Спасибо, у меня всегда с собой анальгин.
– Да не притронусь я к вам, экий вы, словно девица!
– Внушение, значит, - догадался Коля.
– Не верю я в эти штучки.
– Знаете старый анекдот? "Это такси?
– Да.
– А почему без шашечек? Так вам нужны шашечки или вам нужно ехать?"
Степанида Петровна споро Махала рукой и словно бы цепляла что-то в воздухе, вытягивала из колиной поясницы какие-то хрусткие чувствительные нити.
– Но я же все равно не верю!
– повторил он с отчаянием.
– Вам нужны шашечки, Коля, - засмеялась Степанида Петровна.
– Все! Можете двигаться.
Коля пошевелился. В спине, где-то внутри, слегка пекло, как после легкого горчичника. Боли не было.
– И все равно, - сказал он тяжелым голосом страстотерпца, - этого не может быть!
Петух клокотнул с одобрением и уважительно рассмотрел Колю сперва одним, потом другим глазом...
Пили чай с медом. Насупившийся Коля приналег на душистое лакомство. Поясницу и впрямь отпустило - верь не верь.
На ночь хозяйка постелила ему в клети. От подушки пахло сонными травами. Но заснуть не пришлось. Сперва мысли мешали. Потом начало дергать зуб, все сильней и сильней. От меда, что ли.
Коля кряхтел, вертелся, принял любимый анальгин в двойной дозе. Наконец, сел на крыльце под луной, постанывая и раскачиваясь.
– Что случилось?
– Степанида Петровна склонилась над ним.
– Почему ж не разбудили? Ах, зубы. Бедный сластена. Вот здесь, справа, вверху.
Привычно поводя рукой над больным местом, она откашлялась и забормотала чужим, странным голосом: ...подон, лодон, сукман...
– Что это?
– пролепетал Коля испуганно.
– Тихо! Ведьмин счет.
– Она рассмеялась и ушла.
Зуб не болел.
Ошарашенный Коля сидел на ступенечке, облитой призрачным лунным светом. Черной стеной высился недалекий лес. Из темноты, от дуба, что-то выкатилось тенью, покружило возле опушки, остановилось. Вроде бы куст. Или пенек? Дифракция, - подумал он успокоительно.
– То есть аберрация. В общем, обман зрения. Иллюзия. Да, да, иллюзия и обман.
Все, что происходит на свете, должно иметь четкую трактовку. В действиях Степаниды
Спина, конечно, прошла сама по себе. Совпадение. А зуб - зуб перестал болеть потому, что раздражение кончилось. Повторись оно - заболит снова. Чтобы развеять старухино мракобесие, Коля прокрался на кухню, достал с полки мед, зачерпнул ложку, другую...
Эффекта долго не было. Потом рвануло. Сразу в полную силу. Со стоном Коля рухнул на свое ложе.
Промучился он до свету. Когда в доме запахло оладьями, вышел, мрачно держась за щеку.
– Доброе утро!
– окликнула его с кухни хозяйка.
– А я уже в росе купалась. День-то какой!
Мне бы ваши заботы, угрюмо подумал Коля. А вслух сказал: - Я поехал. Спасибо за приют...
– Да как же так, - всполошилась Степанида Петровна, - вы хоть позавтракайте, все уже на столе!
– Не могу, - промычал Коля, - мне бы до врача добраться.
– Опять?
– удивилась она.
– Но вы же не за ту щеку держитесь, у вас справа болело! Ах, Коля, как вы запустили зубы, врач необходим, но боль-то зачем терпеть, давайте я...
– Нет уж!
– ощетинился Коля.
– Потерплю. Без ваших донов-лодонов.
Степанида Петровна всплеснула руками.
– Ну простите меня, пошутила я. Где-то вычитала, - она сделала круглые глаза, - сукман, дукман, левурда... Страшно?
Коля шутки не принял. Попрощался сухо.
– Что ж, - вздохнув, она протянула испачканную в муке руку.
– Я уважаю вас, Коля. Вы как... как Муций Сцевола.
Коля потупился.
Только бы добраться до города. С острой болью примут без предварительной записи. Он представил себе все, что будет, и содрогнулся.
– Ничего, ничего, - шептал он, не попадая ключом в замок зажигания.
– Зато все как положено.
Машина бойко дернула. Боль резанула во всю челюсть.
– В-ведьма!
– взвыл Коля.
– Окопались тут!..
На толстом корне под дубом колесо подскочило, глухо стукнула передняя подвеска...
...и не выпуская из рук кнутовища, Никола свалился с телеги на поросшую травой обочину.
Сел, ошалело помотал головой.
– Не иначе, стало быть, амортизаторы прохудились, - сказал он, сильно удивился на такие свои непонятные слова и совсем пришел в себя. Хватился за пазуху - деньги на месте. Лошадь стояла невдалеке, виновато поглядывала на хозяина: ладно, мол, с кем не бывает, поехали. Деревня-то - вон она.
В густых сумерках что-то мохнатое, вроде клок сена, закружило с мяуканьем по опушке, метнулось туда-сюда, встало пеньком, притихло.
– Оборотень, - умилился Никола.
– Дома, стало быть, слава те господи. Он перекрестился, встал. Спина совсем не болела. Зато ныл зуб, спасу нет. Ничего, зубы для Степаниды - раз плюнуть.
По избам начали вздувать лучину. Совсем близко приветливо теплилось затянутое бычьим пузырем степанидино окошко.