Наваждение – книга 1
Шрифт:
Среди депутатов послышался растерянный ропот. Уисс застиг их врасплох. Что бы они ни думали об Уиссе в'Алёре, такого они не ожидали.
– Все мы знаем, что сбежавший за границу герцог Феронтский раболепствует перед иностранными монархами, открыто заручаясь помощью наших врагов для реставрации абсолютизма в Вонаре. Феронт – фанатик, сатир, мастер гнусной интриги, изощренной жестокости, человек, который даже во время своих развлечений проливает чужую кровь, – безусловно заслуживает звания Архиврага Свободы. Стыдно сознавать, что это – наш соотечественник. Но гораздо более стыдно наблюдать его преступное влияние даже здесь, в Конгрессе. Среди нас есть люди, которые заодно с предателем Феронтом. Существуют подтверждения этого заговора – материальные доказательства в виде документов.
Уисс сделал паузу и оглядел слушателей. Чтобы заметить их растерянность, не требовалось никакого чародейства. Лица присутствующих явно оцепенели от ужаса. Пока он смотрел на них, по залу прошелестел ветерок, депутаты заколыхались, как призраки, и он ощутил теперь уже знакомую болезненную судорогу, которая свидетельствовала о том, что Хорл Валёр подключил свои Чары. Дурнота почти сразу прошла, и Уисс начал улавливать настроения слушателей. То был разнообразнейший набор чувств: выдававший полное неведение – к его выгоде; гибкий и податливый – к его радости. Уиссу понравился вид и запах этих чувств, их вес и состав, а более всего – покорность его воле. Он взглянул на галерею, на отца, изнемогшего, обмякшего, и успокоился. Все под контролем.
Уисс продолжил свою речь, в деталях расписав природу заговора, замаравшего Конституционный Конгресс. Он рассказал о предательстве отдельных его членов, о продажных кликах, заботящихся только о своих интересах, о растущей угрозе недавно завоеванной свободе. Он предположил вероятность ответного удара роялистов. Говорил об измене, вероломстве, позоре. Использовал такие выражения, как «сосуды бесчестья», «порочные, погрязшие в мерзости рабы Возвышенных», «носители гнусной заразы в теле государства». Еще несколько минут он говорил в том же экстравагантно-разоблачительном духе, и в речи его сквозила вся накопившаяся в нем и искусно управляемая злобная страсть. Он говорил и видел, как сворачиваются и густеют туманные дымки, как они становятся тяжелыми и плотными по его команде. Через полчаса туман был, как никогда, плотен и весом, однако полного овладения залом, как того желал Уисс, не произошло. С этим приходилось мириться, ибо он был вынужден признать, что депутаты Конгресса, по большей части зрелые, образованные и вполне интеллектуально развитые люди, не слишком стремились к бездумному подчинению, во всяком случае, некоторые из них. С экспроприационистами, разумеется, все было в порядке. Он видел их на низких скамьях, прижатых к трибуне. На их лицах лежала одна и та же печать обожания, и дымка, окутывавшая их, закручивалась темными спиралями. Тем же энтузиазмом горели фанатики Красного Ромба, заполнившие верхние ярусы зала. Их аура была глубокой и отзывчивой, как послушная лошадь, откликающаяся на слова команды. Да, Красному Ромбу можно доверять, это его достояние. Само собой, были и другие, там и сям разбросанные по залу. Он чувствовал их отклик и преданность, знал, что они подчиняются его воле.
К сожалению, попадались и исключения. Уисс видел в зале упорствующих, чья аура оставалась холодной и неподатливой. Самая высокая концентрация сопротивляющихся, которую он ожидал обнаружить вокруг Шорви Нирьена, оказалась в гуще льстящих ему подхалимов. Дымки, окутывавшие Нирьена и его команду, были цвета льда, тяжелые и почти неподвижные. Ничто не могло передать непреклонный дух этих людей ярче, чем эти испарения, безобразно нечувствительные к произносимой речи. Ему ни разу не удалось завербовать сторонника из среды нирьенистов, установить свою власть над кем-нибудь из них. Следовательно, они и были врагами народа, врагами всего Вонара.
И, значит, Уисс выполнял свой долг, косвенным образом требуя их гибели. При сложившихся обстоятельствах Конституционный Конгресс не располагал специальными законами, которые могли бы послужить его самоочищению. По этому поводу Уисс в'Алёр и потребовал учредить Народный Трибунал, наделенный юридическими полномочиями судить и выносить приговор любому врагу государства, независимо от положения и статуса.
– Ибо
Это нововведение зал встретил удивленным перешептыванием. Дымка дрогнула, грозя и вовсе улетучиться, и Уисс заговорил еще настоятельнее, чтобы не потерять власть над залом:
– Страна не может далее оставаться невооруженной, незащищенной от разбойных нападений волков и тигров в человеческом обличье. Граждане Вонара имеют право на самозащиту, а значит, и право иметь оружие. Осмелится ли здесь кто-нибудь оспаривать это? Народный Трибунал послужит своего рода карающим мечом сильного и свободного народа – скорым и надежным в защите справедливости, устрашающим лишь врагов Свободы. От имени народа я требую учреждения Трибунала, наделенного всей необходимой властью, чтобы свободно и эффективно действовать в его защиту. Это насущная необходимость, с точки зрения благоденствия народа, и обсуждению не подлежит. Ни один истинный патриот Вонара не поставит ее под сомнение.
Быстрый взгляд в зал подтвердил ожидания Уисса. Аура вокруг его сторонников разгоралась пламенным энтузиазмом. Еще несколько слов – и началось бы бурное ликование. По контрасту с ней непроницаемая атмосфера оппозиции оставалась по-зимнему свинцово-серой, с темными полосами сомнения, тревоги, враждебности и еще одним скверным оттенком, который Уисс не позволил себе распознать, хотя в душе почувствовал: это было омерзение. Он отметил, что там достаточно энергии и оттуда можно ждать вызова.
И, разумеется, Шорви Нирьен, до невыносимости сдержанный, уже вставал с места, чтобы возразить:
– Как раз эта тема в высшей степени подлежит обсуждению. Видимо, член Конгресса Уисс в'Алёр не рассчитал всех возможных последствий его предложения. Создание Народного Трибунала, наделенного чрезвычайной деспотичной властью наказывать за некие неопределенные преступления, наличие которых еще никем убедительно не доказано, откроет эпоху беспрецедентного, юридически дозволенного террора, неизбежным результатом которого…
Конец фразы Нирьена утонул в яростном звоне колокольчика. Член Конгресса Шенев, председатель комитета по регламенту, посредник во всех дискуссиях, ныне раб, слепо повинующийся Уиссу в'Алёру, не забыл о данном ему поручении. Шорви Нирьену нельзя было позволить обратиться к собранию. Ему надо заткнуть рот во что бы то ни стало.
– Член Конгресса Нирьен нарушает порядок, – объявил Шенев. – Слово члену Конгресса в'Алёру.
Сторонники в'Алёра радостно зааплодировали.
– Мастер Председатель, я убедительно прошу разрешения отвести предложение члена Конгресса в'Алёра… – Дальше Нирьену говорить не пришлось. Снова зазвенел колокольчик председателя.
Уисс в'Алёр в молчании изменил позу и выражение лица, затем сделал некий жест. Преданные ему экспроприационисты, безошибочно улавливавшие каждое его настроение и чутко откликавшиеся на его молчаливые команды, были готовы действовать без дополнительных инструкций. Поднялся дикий топот, вопли, свист, ругань. Шум заполнил весь зал, сотрясал окна и бился о стены. Сторонний наблюдатель подумал бы, что Конгресс объединился в поддержку Шорви Нирьена, но Уисс в'Алёр знал, в чем дело. Яркая, страстная дымка, висевшая над его сторонниками, стала дырчатой, похожей на лицо больного с темными неровными пятнами. По всему залу, помимо сгустка враждебности нирьенистов, плавали кляксы сероватой осторожности, сомнений и нерешительности. Эти облачка сопротивления, наверное, покрывали половину членов Конгресса, но они не создавали собственной силы. Сидящие далеко друг от друга, не подозревая о существовании таких же, как они, депутаты были растеряны и напуганы. Эту растерянность Уисс уловил с первого взгляда и тихо ликовал. Несмотря на бесспорный ум, Шорви Нирьен не овладел искусством практической политики, доказательством чего была его неспособность организовать воедино своих разрозненных сторонников. Может быть, именно теперь Нирьен осознал свою ошибку, но у него уже не будет возможности воспользоваться этим уроком.