Наваждение
Шрифт:
Рэчел, будто повинуясь чувству долга, обернулась и бросила взгляд на детей. После этого она продолжила допрашивать соседку:
— А вы случайно не в Нью-Йорке живете?
— Как ты догадалась?
Рэчел сжала подлокотники. Поскольку унять дочь не было никакой возможности, Силия решила прийти ей на помощь.
— В Нью-Йорке живет ее отец, — пояснила она и вдруг почувствовала, как краска стыда заливает лицо, будто женщина могла знать об истинном положении вещей. — По крайней мере, мы думаем, что он там живет…
— Нет, он там живет, —
— Будь по-твоему, — согласилась Силия.
— Он точно там живет.Ты просто не знаешь.
Отголоски их беседы, казалось, зависли в воздухе салона над головами педикюрш.
— Если ты хоть раз побывал в Нью-Йорке, значит, стал ньюйоркцем. — Негритянка нашла гениальный выход из щекотливой ситуации.
Мужчине в тюрбане сделали педикюр — его длинные ногти теперь были покрыты бесцветным лаком. Педикюрша натянула ему на ноги резиновые сандалии и проводила к сушильному столику, стоявшему недалеко от входа.
— Дело в том, — сказала Рэчел, — что он обо мне ничего не знает. — Тем самым она хотела пояснить, почему ее отец живет в Нью-Йорке.
— Понятно, — ответила женщина, подтверждая, что мысль девочки ей ясна.
— Он черный, — заявила Рэчел.
Женщина сделала вид, что удивилась:
— Да ну?
— Его зовут Роберт Смит. Он архитектор.
— Надо же — архитектор!
— Да.
— Ну что ж, — кивнула женщина, — это интересная работа. — Она бросила взгляд на ногти, покрытые лаком такого же цвета, как красные полоски на блузке.
Не сводя с нее глаз, Рэчел пожала плечами и сказала:
— Мне тоже так кажется.
После этого она чуть подалась вперед, чтобы рассмотреть пальцы на собственных ногах. Так ей легче было скрыть досаду от того, что негритянка ничего не знает о ее отце.
Силия подумала, что не стоит придавать этому большое значение. Однако ее всегда огорчала убежденность Рэчел в том, что она обязательно встретит какого-нибудь чернокожего из Нью-Йорка, который знает ее отца, — просто потому, что он негр. Силия не раз говорила ей, что на это есть один шанс на миллион (а точнее — на миллиард, если принять во внимание, что фамилия у него может быть совсем не Смит, жить он может вовсе не в Нью-Йорке, и к тому же бог его знает, чем он сейчас занимается). Конечно, встретить какого-нибудьнегра из Нью-Йорка — дело нехитрое. Но почему, интересно, человек, который мог знать ее отца, обязательно должен быть негром? И почему Рэчел не допускает такую возможность, что спустя все эти годы он живет совсем в другом месте?
— У меня такое чувство. — Это единственный аргумент, который приводила в таких случаях Рэчел.
В интервалах между встречами с черными ньюйоркцамиее интерес к тому, где может находиться ее отец, был равен нулю. Она никогда не спрашивала о нем, а единственный раз, когда Силия сама задала вопрос, скучает ли она по папе, девочка ненадолго задумалась, а потом
— Откуда мне знать?
— У них, должно быть, леденцы кончились, — бросила негритянка, увидев, как старший ребенок катит в ее направлении коляску с младшим.
— Та тетя сказала, что мы можем к тебе пройти…
— Думаю, я уже почти закончила, — ответила ребенку женщина. — Привет, солнышко, — улыбнулась она малышу, хлопавшему в ладошки. — Скажи тете «привет». Вот этой. Видишь?
Ребенок перестал хлопать в ладоши и уставился на Силию большими кроткими глазами.
— Привет, малыш, — кивнула Силия ребенку. — Тебе нравится, как за тобой старшая сестричка присматривает?
— Старший братик, — поправила ее женщина.
— Ой, простите! — Силия слегка смутилась.
Старший ребенок — мальчик — внимательно рассматривал тряпичную куклу, которую вертел в руках. Женщина вдела ноги в сандалии и встала с кресла.
— Рада была с вами познакомиться, — задорно произнесла она.
— Да! — громко ответила ей Силия. — Мы тоже!
Как только семейство отошло на достаточное расстояние, Рэчел шепотом сказала матери:
— Я так себя неловко чувствовала!
— Я знаю, — ответила Силия.
Рэчел молча уставилась в телевизор. Силия взяла со столика журнал и стала его рассеянно листать. Она задумала этот поход в салон как своего рода подарок дочери, которой впервые в жизни профессионально делали педикюр, но теперь Рэчел, наверное, запомнит этот день потому, что мама не смогла отличить черного мальчика от девочки. Хотя дело здесь было вовсе не в цвете кожи, а в красных шортиках и маечке, круглой рожице и той заботе, с которой мальчик относился к малышу. Ее удивило, что Рэчел правильно определила пол ребенка. А может быть, она просто держала рот на замке, пока вопрос сам собой не прояснился. Вообще, в вопросах общения с людьми Рэчел была деликатна не по годам. Силия восприняла эту новость с удивлением и радостью.
— Прости меня, — сказала она.
Рэчел вздохнула.
Больше Силия ни о чем с ней не говорила до тех пор, пока они не надели сандалии. Только тогда она бросила дочери:
— Этот розовый цвет тебе очень идет.
Девочка снова вздохнула.
— Розовый, как в морской ракушке, — подсказала педикюрша Рэчел.
— Да, это мой любимый оттенок розового, — с удивительной учтивостью ответила педикюрше Рэчел, тем самым намеренно подчеркивая обиду на мать. — У меня много вещей такого цвета.
Чернокожая женщина уже ушла. Силия с Рэчел сели по одну сторону сушильного стола, лицом к конторке у входа. Как только они поставили ноги под световую панель, Рэчел взяла какой-то рекламный листок и сделала вид, что целиком поглощена его содержанием.
Силия следила за тем, что происходит в салоне. Теперь народу прибавилось. Входя в помещение, все жаловались на жару на улице. Появилась какая-то женщина с коробкой шоколадных конфет. Было видно, как она боится, что шоколад от жары растает. Она принесла конфеты как запоздалый подарок Энджи ко дню рождения, но та сказала ей: