Наваждение
Шрифт:
– Погоди, – тихонько сказала она и холодными пальцами коснулась руки мужа. – Алоизий… Представляешь, мы забыли вчера полюбоваться луной. А было полнолуние.
– За всеми этими делами – неудивительно.
– Давай чуть задержимся, посмотрим, как она садится.
Хелен взяла его руку обеими руками – непривычный для нее жест.
– Хелен…
Она сжала его ладонь:
– Помолчим.
За рекой полная луна опускалась в буш. Маслянистый диск двигался по розовато-лиловому небу, а его отражение молочной дорожкой трепетало на вихрящихся водах Луангвы. Алоизий и Хелен
Луна коснулась верхушек деревьев, плавно за них опустилась. В небе посветлело, а лунный свет окончательно утонул в буше. Тайна ночи окончилась; наступал день.
– Пока, старушка, – сказал Пендергаст луне.
Хелен, по-прежнему держа мужа за руку, встала: на троне, ведущей от кухни, появились комиссар и Уизли. С ними шел еще один человек – очень высокий, худой, с изможденным лицом. Глаза у него были желтые.
– Это Уилсон Ньяла, – сообщил Уизли, – ваш оруженосец.
Пендергасты поздоровались с ним за руку. Вчерашний бармен принес с кухни большой чайник и стал наливать всем крепкий дымящийся напиток.
Пили быстро и молча.
Пендергаст поставил чашку.
– Уже светло, можно посмотреть место нападения.
Ньяла закинул на каждое плечо по винтовке, и они отправились по тропинке вдоль реки. У зарослей акации путь им преградила веревка, привязанная к деревянным колышкам. Пендергаст опустился на колени и стал разглядывать следы. В пыли около большой лужи крови, теперь уже высохшей и потрескавшейся, виднелись отпечатки огромных лап. Он восстановил для себя картину произошедшего: лев выскочил из зарослей, набросился на человека, сбил с ног и вцепился зубами. Следы рассказывали, как лев тащил в кусты истерзанную жертву, оставившую за собой кровавую полосу.
Пендергаст поднялся.
– Действовать будем так. Я иду в восьми футах за Джейсоном, держась чуть левее. Хелен идет в восьми футах за мной, но держась правее. Уилсон, вы шагаете прямо за нами.
Пендергаст оглянулся на супругу, и та ответила легким одобрительным кивком.
– Когда настанет время, – продолжил он, – мы попросим передать нам винтовки. Держите их на предохранителе. С моей снимите ремень – не хочу зацепиться за кусты.
– А с моей – не снимать! – бросила Хелен.
Уилсон Ньяла кивнул.
Пендергаст протянул руку:
– Мою винтовку.
Уилсон передал ему оружие. Пендергаст переломил стволы, тщательно их осмотрел, зарядил два патрона «нитро экспресс» – величиной с немалую сигару – с мягконосыми пулями, закрыл, проверил предохранитель и вернул оружие носильщику.
Хелен проделала то же самое со своей винтовкой, зарядив ее фланцевыми патронами пятидесятого калибра.
– Довольно большое ружье для такой хрупкой женщины, – заметил Уокинг.
– Крупное оружие как-то солиднее, – ответила Хелен.
– Да, не хотел бы я гоняться за этим чертом, – продолжил Уокинг, – хоть с большой винтовкой, хоть с маленькой.
– Итак, всю дорогу держимся как договорились, –
Напускная бодрость мигом испарилась; все молча ждали, когда подлесок осветят голубоватые рассветные сумерки. Потом Пендергаст сделал Мфуни знак идти.
Следопыт шагнул в буш, держа в руке копье и глядя на кровавые полосы, ведущие от реки через густые колючие кусты и заросли мопане вдоль Чителе – небольшого притока Луангвы.
Продвигались медленно, ориентируясь по пятнам крови на траве и листьях. Следопыт остановился и показал копьем на участок примятой травы, где влажно блестели алые брызги крови. Здесь лев и начал терзать свою еще живую жертву.
Джейсон Мфуни, не говоря ни слова, нагнулся и что-то поднял: половину нижней челюсти с зубами, обглоданную и вылизанную. Пендергаст молча смотрел на находку. Мфуни положил челюсть и показал на проход в траве.
Все двинулись в зеленую гущу. Каждые двадцать футов Мфуни останавливался, прислушивался и нюхал воздух, искал на траве следы. Кровь из жертвы уже вытекла, и теперь путь указывали только отдельные капли и пятнышки.
Два раза следопыт показывал на примятую траву: здесь лев опускал добычу на землю, чтобы поудобнее ухватиться за нее зубами.
День быстро набирал силу, из-за верхушек деревьев светило солнце. Утро выдалось каким-то необычно тихим и настороженным, только насекомые непрерывно стрекотали.
Охотники прошли уже больше мили. Над горизонтом пылало солнце, пронизывая раскаленными лучами кусты, над которыми звенели тучи мух цеце. В воздухе повис густой запах травы и пыли. Наконец след вывел из зарослей на сухую площадку под развесистыми ветвями акации. Впереди, на фоне раскаленного неба, горным пиком высился одинокий термитник. В середине площадки лежало нечто красно-белое, полускрытое гудящей тучей мух.
Мфуни осторожно двинулся вперед, за ним – Пендергаст, Хелен и оруженосец. В молчании они стояли над тем, что осталось от немецкого фотографа. Лев разгрыз череп, съел лицо, мозг, большую часть торса и оставил ноги – белые, неповрежденные, чисто вылизанные – и полуоторванную руку, пальцы которой сжимали клок шерсти.
Мфуни нагнулся, выдернул из пальцев шерсть – при этом рука совершенно отделилась от обглоданного торса, – внимательно оглядел клок и протянул его Пендергасту. Шерсть была красного цвета. Пендергаст передал ее жене, которая не менее тщательно изучила клочок и вернула его Мфуни.
Следопыт медленно кружил по площадке, разглядывая следы на солончаковой корке. Приложив палец к губам, он указал на влеи – низину из тех, что в сезон дождей превращаются в болото; теперь, в засушливый период, там стояла самая высокая трава, футов десять или двенадцать. В нескольких сотнях ярдов высилась густая роща акациевых деревьев; образованный их кронами шатер закрывал горизонт. Следопыт показал на примятую траву – след, оставленный львом. Затем Мфуни вернулся к остальным и с серьезным видом прошептал на ухо Пендергасту, указывая копьем: