Шрифт:
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
СЕНОКОС
Шёл пятый год после окончания той страшной войны, которая унесла с собой столько жизней, что и пересчитывать их было страшно. Оставшись без мужской помощи, деревенские женщины безропотно тянули на себе воз жизненных трудностей, обусловленных той беспощадной войной. Не стонали, не требовали облегчения, думали, что так и должно быть для победы над самым кровавым врагом. Не у кого было требовать. Почти в каждую избу чёрными воронами прилетали похоронки. Иногда по две сразу в одну избу. И уже не надеялись бабы на возвращение тех, кого в начале войны торжественно
Иван Иволгин неожиданно вернулся домой ещё весной сорок третьего. Хромой, больной и худой до прозрачности, но весёлый и счастливый. Его возвращения с нетерпением ждали мать, невестка и маленькая дочка, которой ещё и трёх лет не исполнилось. Женщины порхали над вернувшимся с войны защитником Отечества, словно фрейлины перед королём. Но он тоже старался не уронить лицо в грязь, и, не смотря на свою хромоту и прозрачность кожи, с головой окунулся в деревенскую жизнь. Без лишних слов, без оправданий, приступил к тяжёлой деревенской работе. Председатель диву давался, откуда в таком тщедушном теле силы, а Иван лишь посмеивался в густые усы, и работал, не покладая рук.
Война давно закончилась. Детей в семье подрастало уже трое. Старшая дочка родилась почти сразу после ухода Ивана на фронт, а через какое-то время после возвращения отца семейства, жена Анна подарила ему ещё двоих сыновей, погодков.
Мальчишки были ещё совсем маленькими, когда Анна сообщила о том, что она снова при надежде. Радости Ивана не было границ. Он, тайком от начальства, завалил лося в лесу, и деревня почти неделю пировала, празднуя ту самую победу над врагом Отечества, потому, что Иван звал на вечерины всех, кого встречал на улице. Никто из начальства не стал наказывать фронтовика за незаконно поваленного лося, зато деревня гуляла неделю. Заходил к Ивану на огонёк и сам председатель колхоза. Не ругался по поводу обилия мяса на столе, но предупредил, и пальцем по столу постучал. Бабы сразу же взялись обхаживать важного гостя, и к ночи председатель забыл, о чём предупреждал.
А сам Иван и был тем заслуженным фронтовиком, получившим особо тяжкое ранение под Сталинградом. Он с нетерпением ждал появления ещё одного малыша, потому и раскинул скатерть-самобранку, и всю деревню в кои-то веки накормил досыта, и напоил допьяна.
Соседи к утру последнего дня празднования расползлись по своим избам, кто – как, а сам Иван, так и не ложась спать, приступил к неотложным делам.
Иван старался уберечь жену от тяжёлой работы, но не всегда это у него получалось. Анна не привыкла отсиживаться на печи. Война сделала её сильной, выносливой, ловкой, способной любую преграду преодолеть. Она не покладая рук работала и в доме, и в поле, не смотря на то, что уже успела приятно округлиться. Ребёнок должен был появиться на свет в начале сентября. Пару месяцев всего надо было подождать, но Анна и не думала отдыхать.
Лето в том году выдалось в их местности жарким и не очень дождливым, а председатель ещё и корову выделил в многодетную семью. Иван места себе не находил от вдруг свалившегося на семью огромного, необъятного счастья.
Но случилось так, что всё счастье рухнуло бесповоротно в один момент, и уже никогда не возвращалось в их покосившуюся избу. Иван починить избу так и не успел…
Бабушка часто рассказывала маленькому Косте о матери, об отце и о его неожиданной встрече со страшным медведем, который чуть не съел папу, маму, и его самого, когда они в самую пору рождения Кости, ходили на сенокос. У Кости на
После войны председатель колхоза выделял всем желающим колхозникам места на лесных полянах и лужайках за Морошечным болотом под сенокос. Брали поляны почти все в деревне, а особенно те, которым председатель раздал коров во временное пользование в тяжёлые времена, потому, что в колхозе скот кормить было практически нечем. Люди по одной корове всё-таки прокормят и, тем самым, сберегут колхозное стадо, рассуждал председатель.
Участки в лесу никто не выбирал. Давали, как придётся, но люди и такому благу были рады. Порой до сенокоса надо было идти несколько километров, а потом осенью сено домой привозить на телегах. У Костиных родителей теперь тоже была корова, и волей-неволей приходилось брать участки леса под сенокос. Корова помогала в голодные послевоенные годы выжить. Детям молоко было необходимо, а их в семье Иволгиных было уже трое, и четвёртый малыш был на подходе.
– Армия подрастает! – смеялся Иван, с любовью обнимая жену.
Тем ранним июльским утром Иван с Анной собирались на сенокос. Мать осталась дома, чтобы присмотреть за детьми, а молодые отправились в лес. Иван и ружьишко прихватил. Так, на всякий случай. В лесу без ружья никак нельзя. Иван собирался, малость, поохотиться, пока бы Анна отдыхала после тяжёлого труда.
– Аннушка, ты бы тоже дома осталась, я и один управлюсь. Может, даже зайца или глухаря подстрелю на обед, всё же, детям мясо будет, – ласково рассмеялся Иван. – Смотри, ты же от медведя не убежишь в твоём теперешнем положении.
– В моём теперешнем положении я медведя заикаться научу, – в ответ серебристо рассмеялась Анна, складывая пищевые припасы в берестяной кузов, который должен был Иван нести за плечами, как рюкзак Жена никак не соглашалась остаться дома.
Солнышко только осветило верхушки елей, а Иван с Анной уже шли по натоптанной тропе первого ельника. Дорога была дальней, а времени на сенокос – с гулькин нос. Того и гляди, снова задождит.
Надо было, за пару погожих дней, выкосить и сметать в стога весь участок, который выделили им в правлении колхоза «Светлый Луч». Иван уже скосил часть участка, но работы оставалось ещё слишком много. Сейчас следовало скосить большой участок поляны до полуденной жары. В стога метать сухую траву можно было и на следующий день. Все лесные приметы подсказывали, что дождям ещё пару дней не бывать.
Дома остались мать Ивана, дочка и двое сыновей погодков. Четвёртый ребёнок ожидался к началу сентября. Анна, привычная к тяжёлой работе, даже не задумывалась о том, что беда идёт за ней по пятам. Дома ждала работа в огороде и другая не менее тяжёлая неотложная работа по дому.
Мать Ивана всячески отговаривала невестку от похода.
– Иван сам справится, – говорила она. – Ты бы, дочка, поберегла себя сейчас, не ходила бы сегодня в лес… Что-то подсказывает мне, что не надо бы тебе в лес…
– Ой, мама, с вашими предрассудками мы и сена на корову не запасём. Зима-то всё расставит по местам. Я пойду с Иваном, – упрямо мотнула головой.
Анна и не думала прислушиваться к словам свекрови. В тяжёлые военные годы они вместе со свекровью тянули на себе дом и дочку, а потом и сыновей погодков поднимали, пока Иван сначала воевал, а потом, после тяжёлого ранения, долго лечился в госпитале.
Иван вернулся домой отчаянно хромая. Он опирался на костыль, но совсем не унывал, радовался, что домой живым вернулся.