Наваждение
Шрифт:
«А может, просто исчезнет. Раз — и нету», — подумала Кари.
Она гнала от себя эти мысли, но они упорно возвращались. Любовь бы адом, а она, Кари — главной в нем грешницей»
Питер и Джинни
Сиэтл, 1904 год
Джинни стояла на платформе и плакала. Ее муж, Джордж Моррис, уже поднялся в вагон. Еще пара минут — и поезд помчит их в Лос-Анджелес, за тридевять земель от родных и близких.
Отец Джинни, Питер, крепко обнял дочь. Они столько всего пережили вместе: смерть матери, утонувшей во время наводнения в Джонстауне; долгое путешествие
Джинни отстранилась и утерла нос тыльной стороной руки, затянутой в перчатку. Настоящие леди так, конечно, не делают, но сейчас Джинни было не до приличий. Питер погладил ее по щеке, и она зажмурилась, представив, будто ей снова пять и, что бы ни случилось, папа всегда будет
Вот и сейчас он как мог пытался ее утешить.
— В конце концов, не так уж это и далеко, — сказал он дрогнувшим голосом.
Оба знали, что это ложь, причем ложь неубедительная. От Сиэтла до Лос-Анджелеса было как до луны, и мысль о разлуке с отцом и сводной сестрой приводила Джинни в отчаяние. Словно угадав ее мысли, Вероника сказала:
— Обещаю, как только вы устроитесь, я сразу приеду к тебе в гости.
Джинни посмотрела на сестру и, словно в зеркале, увидела на ее лице собственную боль. Глаза у Вероники были еще детскими, но в остальном она выглядела совсем взрослой. Даже не верилось, что сестра на несколько лет младше ее, Джинни.
А потом Вероника кинулась ей на шею, и они обнялись так крепко, словно боялись расцепить руки. Наконец Джинни прошептала:
— Я знаю, отец считает, что тебе еще рано выходить замуж, но, помяни мое слово, он согласится, когда увидит, какой Чарльз добрый и как хорошо он к тебе относится.
Худенькие плечи Вероники затряслись от рыданий, которые она пыталась скрыть, уткнувшись в плечо сестры. Еще минуту они стояли, обнявшись, а потом раздался последний свисток кондуктора.
Джинни нехотя отстранилась, быстро чмокнута отца в щеку и шагнула на подножку. Паровоз запыхтел и медленно тронулся. Держась одной рукой за поручень, девушка яростно махала двум фигуркам, махавшим ей в ответ с перрона, пока они не растаяли вдали. С мокрым от слез лицом Джинни вошла в вагон. Джордж протянул к ней руки, она упала на сиденье рядом с ним и долго рыдала у него на груди. Муж ласково гладил ее по голове, бормоча какие-то нежности, но Джинни почти ничего не слышала.
— Я знаю, в Лос-Анджелесе нас ждет новая жизнь, и с тобой я готова хоть на край света. Но я боюсь, что никогда больше не увижу отца, — прошептала она.
— Глупости. Он может гостить у нас, когда захочет, и потом, скоро мы сами съездим с ним повидаться, — попытался успокоить ее Джордж.
Но и это обещание не умерило ее тревоги. Ибо в тот миг, когда губы Джинни коснулись щеки отца, она ясно увидела могилу, а на ней — надгробие с его именем. Сердце подсказывало: он скоро умрет. «Не печалься, сестра! — раздался в голове шепот. Джинни узнала голос Вероники. — Все уладится, и скоро мы снова будем вместе».
«Дай-то бог!» — подумала Джинни.
На душе стало чуть легче. Читать мысли сестры Джинни научилась сразу же, с тех пор как та появилась на свет. Правда, для этого Веронике требовалось сосредоточиться, а Джинни - открыть
Она вздохнула и посмотрела на мужа. Со дня свадьбы прошло всего четыре месяца, но Джинни казалось, что они всегда, всю жизнь были вместе.
«Жаль, что я не умею читать его мысли,- подосадовала она и прижала ладонь к животу — Тогда я знала бы, что он скажет, услышав о ребенке».
— Все в порядке, милая? — спросил он вдруг.
Джинни вздрогнула и пытливо посмотрела ему в глаза. Неужто он уловил, о чем она думает? Взгляд мужа оставался ясным, никаких тайн или скрытого знания в глазах не светилось. Нет, обычное совпадение. Джинни заставила себя улыбнуться.
— Да. Потому что ты рядом.
Он сжал ее плечи, и Джинни захлестнула нежность. Любить — какое это все-таки счастье!
Материнский ковен
Санта-Крус
Луне верховной жрице Материнского ковена, грозили большие неприятности, и она прекрасно отдавала себе в этом отчет. Женщины, чудом уцелевшие в ужасной бойне, начинали задаваться ненужными вопросами — кто в мыслях, а кто и вслух. Громче всех возмущалась Анна Луиза, но и остальные, поразмыслив над случившимся, заподозрили свою предводительницу в нечестной игре.
«И как ни прискорбно, они правы, — подумала она — Холли Катерс с ее ковеном сидит у меня в печенках, и это еще мягко сказано. Хотя, если подумать, Каоры славятся тем, что плюют на любые правила, кроме своих собственных. И все же... Пожалуй, я была к ним слишком строга. Взять хотя бы Аманду — эта девушка явно пошла не в их породу. Доброе дитя, она всегда готова на все, чтобы угодить и Богине, и всем вокруг».
Луна вздохнула. Придется что-нибудь предпринять — хотя бы ради Аманды. К тому же сестры маются от безделья, а сие не есть хорошо. Вот поэтому она и сидела сейчас одна в своей спальне, в кругу из пурпурных свечей, и жгла горькую полынь. Требовалось разыскать Холли Катерс, и помочь в этом могла только магия.
Застыв в неподвижности перед миской с водой на краях которой тоже горели пурпурные свечи Луна тихонько напевала. Затем она кольнула иголкой указательный палец и выдавила три капли крови, приговаривая:
— Для Холли одна, вторая для меня и третья — для Богини.
С минуту жрица разглядывала расплывающееся по воде красное пятнышко, затем закрыла глаза и глубоко вдохнула.
— Ведьма пропала из клана Каор, прошу тебя, очисти мой взор, пошли мне виденье, Богиня-мать, где мне пропажу искать.
Перед мысленным взором возникло лицо. Луна ахнула: то была не Холли.
3
Дехтире