Наваждение
Шрифт:
Ники с сомнением взглянула на свои изящные вечерние туфельки, на свое элегантное платье. Уилл взял ее за руку и повел вниз по длинному коридору, потом свернул куда-то за угол. Там он толчком отворил тяжелую железную дверь, оглядел улицу и кивнул ей, чтобы она следовала за ним. Стуча каблучками по тротуару, Ники быстро шагала, стараясь не отставать от Уилла. Неожиданно, когда они достигли перекрестка, раздался вопль — их узнали! — и к ним кинулась толпа подростков. Крепко схватив Ники за руку, Уилл побежал, наполовину подталкивая, наполовину волоча ее за собой. Она слышала, как затрещало ее платье и с ноги слетела
Ники охватила паника, она чувствовала, что задыхается, а толпа гнала и гнала их вниз улицу за улицей. Оставшись в одних чулках, она обдирала о бетон тротуара ступни, но бежала и бежала, пока наконец Уилл не втолкнул ее в темную сырую аллею. Они выжидали довольно долго, дрожа от ночной прохлады, пока не заглохли крики и топот.
— Господи, Уилл, ну почему ты не позволил мне позвонить Харди? — посетовала Ники, немного отдышавшись. Ну почему ты должен так тяжело работать и воображать при этом, что все еще находишься в Виллоу Кросс?
— Это, по твоему мнению, то, что я делаю? Ники направилась из аллеи к улице. Она не имела ни малейшего представления, как отсюда добраться до «Клариджа».
— Я не хочу торчать здесь и спорить с тобой, Уилл. Я хочу вернуться в отель. И если ты полагаешь, что это слишком… слишком корпоративно… то это просто глупо!
Молча Уилл вышел на улицу и остановил проезжавшее такси. Когда они подъехали к отелю, он проводил ее до номера.
Спокойной ночи, — холодно сказала она, — и спасибо за запомнившийся вечер.
Он стиснул зубы, но потом рассмеялся:
— Нет, Ники, так не пойдет. После того, что мы сейчас перенесли, ты по крайней мере, должна меня пригласить выпить. Позволь мне хоть согреться несколько минут, прежде чем выставишь меня.
После минутною колебания Ники согласилась. В конце концов ничего плохого не стряслось, если не считать потери пары новых туфель. Она разожгла огонь в камине и налила два стакана бренди. Вручив один Уиллу, села рядом с ним на ковер.
— Я сожалею о том, что так случилось, Ники. И не упрекаю тебя, что ты так напугалась…
Что это? Неужели Уилл Риверс извиняется?
— …Но я чувствую, что должен бороться за то, чтобы оставаться самим собой. Я люблю мою музыку, Ники, я люблю аплодисменты, но ненавижу все, что этому сопутствует: устроителей, которые лгут, менеджеров, которые воруют твои деньги…
— С тобой такое происходит? — спросила она. Ее негодование растаяло в тепле комнаты. Она очень хорошо понимала все, что относилось ко лжи и злоупотреблению доверием.
Он кивнул.
— Дело не в деньгах, Ники. Черт с ними, если кто-нибудь попросит у меня пару пригоршней, я, возможно, и сам отдам. Но когда это проделывают вороватые люди, которым я доверял…
Ники потянулась к нему и накрыла его руку своими ладонями, прекрасно понимая, что он имел в виду. У них обоих изменилась жизнь. Она чувствовала, что ее жизнь идет в правильном направлении, но Уилл, похоже, еще боролся за свой путь. «Остерегайся, мольба может осуществиться», — подумала она, вспоминая, как Уилл мечтал о карьере, которую теперь сделал.
— Да, — сказал он, я полагаю, что это во многом верно. — Он помолчал с минуту. — Я всегда думал, что ты и я — две стороны одной и той же медали, Ники. Ты всегда много
В комнате было тихо и покойно, только тикали, словно биение сердца, старинные часы. Сидя рядом на полу напротив камина, купаясь в нежном отблеске огня, они смотрели на тлеющие поленья. Она обратила к нему лицо и увидела свое отражение в его глазах, почувствовала жар его желания. Он нежно поцеловал ее, сплетя свои пальцы с ее.
— Я скучал по тебе, — тихо сказал он, — мне все время хотелось, чтобы ты была рядом. Повсюду, где я только ни был, я думал о том, что если бы только ты была там со мной…
— Я тоже скучала по тебе, — прошептала она. — Я… Он остановил готовый излиться поток слов другим поцелуем. Держа ее в своих объятиях, Уилл нежно уложил ее на кровать. Она застыла и внутренне напряглась. Уилл каким-то образом почувствовал это. Он коснулся ее лба, взлохматил волосы кончиками пальцев, словно желая сказать, что пришло время.
— Я полагаю, что люблю тебя, Ники Сандеман, — прошептал он. — Я люблю тебя, и с этим ничего не поделаешь.
Это простое заявление было произнесено тихо, оно как бы повисло в воздухе. Губы Ники дрогнули, но она не вымолвила ни слова. Она потянулась к Уиллу и прижалась ртом к его рту, сердце ее билось от страха и предвкушения.
— Не бойся, дорогая, — шептал он, — я не причиню тебе зла. Я только хочу любить тебя…
«Я не должна бояться», — сказала она себе. Любить Уилла — в этом не могло быть ничего плохого, не было бы, если бы она отнеслась к этому бережно…
Они сорвали с себя всю одежду, которая разделяла их, пока не остались совершенно обнаженными. Он зарылся лицом в ее груди, его руки двигались по гладкой шелковистой коже ее бедер.
Желание согрело тело Ники, когда любовь Уилла согрела ее душу. Дрожащими пальцами она ласкала руки, которые обнимали ее, твердые мышцы его ног.
Он глухо простонал, лаская ее груди, ее соски быстро набухли, все ее чувства проснулись после долгих лет спячки. Ее ноги раздвинулись и охватили его сильную спину, границы плоти расплылись, когда слились их тела. Нежно, сначала чуть дразняще, он распалял пламя ее желания. Ее тело выгнулось, мышцы напряглись, стремясь к нему в волнах ощущений, которые становились все острее… пока не достигли пика, поглотив их обоих в великом потрясении освобождения.
Охваченная новизной и чудом любви, Ники покойно и тихо лежала в объятиях Уилла, едва дыша, боясь нарушить очарование момента словами. Он улыбался ей в темноте, почти благоговейно целуя ее лицо, сияние его глаз выдавало его чувства, как и ее собственные. Они ненадолго заснули, пока Уилл снова не потянулся к ней, так жадно, словно они никогда не занимались любовью, пробуждая ее желание, призывая ее тело к жизни прикосновением своих рук, своего чувственного рта.