Навеки твой

Хокинс Карен

Дверь распахнулась.

Венеция резко обернулась, почти ожидая увидеть знакомые зеленые глаза, но увидела бабушку, одетую в вечернее платье цвета лаванды, отделанное черными лентами. На голове у нее был огромный рыжий парик, который делал ее до смешного маленькой. Драгоценные камни мерцали на шпильках, брошах, ожерельях и браслетах.

Старая женщина, прихрамывая, вошла в комнату. За ней следовал дворецкий. Она указала тростью на маленький столик у камина:

– Поставьте поднос сюда, Раффли.

– Слушаюсь,

мадам. – Дворецкий сделал то, что ему было велено. – Еще что-нибудь, мадам?

– Нет. Это все.

Она махнула рукой, разрешая ему уйти.

Венеция взглянула на поднос. На нем стояли чайник с чаем, две чашки, маленькое блюдо с пирожными и лежали две накрахмаленные салфетки.

– Бабушка, это просто чудесно с вашей стороны, но я не голодна.

– Это не для тебя, а для меня. – Бабушка, прихрамывая, подошла к подносу и взяла пирожное. Откусила кусочек и сказала: – Не могла есть за обедом. Эта ваша мисс Флат не перестает болтать, как пьяный матрос.

Венеция не удержалась от улыбки.

– Понимаю. – Она подошла к столику с подносом и уселась наискосок от него. – Садитесь, прошу вас. Я разолью чай.

– Не могу сесть, бедро разболелось. Но я выпью чаю. Побольше сливок, пожалуйста. – Она приняла протянутую ей чашку. Светлые глаза остановились на лице Венеции. – Ну, мисс Уэст? Что вы можете сказать в свое оправдание?

– Я вижу, вы все поняли, – ответила Венеция со вздохом.

– Почти все. Услышав то, что рассказала мне твоя мать, хотя понять ее нервические всхлипы не так легко, а также то, о чем толковали за обедом твои убогие спутники, я, кажется, разобралась, что к чему.

– В самом деле?

Венеция сомневалась в том, что бабушка все поняла. Брови почтенной вдовы взлетели над ее проницательными глазами.

– Этот глупец Рейвенскрофт перешел все допустимые пределы, и Маклейн готов пожертвовать собой. Ты не желаешь получить его на таких условиях и потому отказала ему.

Венеция кивнула – в горле у нее застрял комок. Совладав с собой, она произнесла:

– Я не могу позволить ему поступить подобным образом.

– Почему нет? Он мужчина и обязан брать на себя ответственность.

– За чужие ошибки? Нет. Все было бы по-другому, если бы…

– Если бы что?

Если бы он любил ее. Но он не любит. Венеция судорожно сглотнула. И сделала глоток чаю. Бабушка не сводила с нее глаз.

– Ты становишься глупенькой, дорогая моя. Но если бы твоя мать была нормальной женщиной, ты покончила бы со своей девической меланхолией и находилась бы на пути к алтарю.

– Я не хочу идти к алтарю с лордом Маклейном.

– Уверена, что хочешь. Он дьявольски красив, прямо-таки выдающийся образец мужчины. В молодости я сама сходила с ума по таким. В желании нет ничего постыдного,

Венеция.

Венеция со стуком поставила чашку на блюдце.

– Бабушка, все женщины в Лондоне готовы броситься Грегору на шею. Я не хочу быть одной из них.

– Забудь о его шее, это не самая интересная часть его тела. – Бабушка усмехнулась, заметив, что Венеция покраснела. – И не разыгрывай передо мной наивную юную леди. Я заметила, как ты смотрела на него, а он на тебя. Это добрый, чистый огонь, тот самый, который в конечном счете разжигает семейный очаг, благодаря этому огню в семье рождаются здоровые, сильные сыновья.

Бабушка проковыляла к окну, держа в одной руке чайную чашку, а в другой свою трость.

– Вы бы лучше сели у камина, – произнесла. Венеция, следуя за старой женщиной. – Не пролейте чай.

– Благодарю за внимание, но я вполне могу удержать в руке чашку с чаем, – отрезала вдова. – Здесь жарко. Открой окно.

– Но…

– Мне что-то нехорошо. Открой окно, пока я не свалилась на пол мертвой.

Венеция вздохнула и открыла окно. В комнату ворвался свежий холодный бриз, стукнув распахнутой ставней.

– Так гораздо лучше, – сказала бабушка, в то время как Венеция задрожала от холода. Старшая миссис Оугилви, прихрамывая, подошла к кровати.

– Скажи, что имел в виду Маклейн, когда сообщил, что неудачно сделал тебе предложение?

Венеция потерла застывшие руки.

– Это не имеет значения. Я не собираюсь выходить замуж при таких обстоятельствах. Если бы… Если бы он и вправду хотел жениться на мне, тогда… Нет, повторяю, это не имеет значения, потому что так подобные вещи не делаются.

Бабушка повертела в руке кисть от покрывала на постели; чайная чашка при этом приняла опасно наклонное положение.

– Мне не нравится этот цвет. Я хотела, чтобы по углам покрывала были пришиты кисти зеленого цвета, но эта упрямая швея отговорила меня. Сказала, что зеленое не подходит к желтому.

Почему вдруг бабушка завела разговор о кистях на покрывале?

– Бабушка, почему вы…

– Ох! – Чай вылился на постель, темно-коричневые подтеки и пятна появились на подушках и покрывале. – Вот проклятие! Я испортила тебе ложе.

В голосе у бабушки прозвучат, как показалось Венеции, некий намек на удовлетворение. Венеция вздохнула и вдруг поняла, что ей очень хочется остаться одной. Она была в полном изнеможении.

– Не беспокойтесь, я попрошу одну из горничных просушить постель, а спать буду на другой половине кровати.

Кровать была огромная, на ней свободно, не мешая друг другу, легко уместились бы четверо. Бабушка дернула шнурок звонка.

– Моя внучка не будет спать на мокрой постели. Ты замерзнешь до смерти, особенно при открытом окне.