Навеки твоя

Харрингтон Кэтлин

После столь дерзких слов она повела себя совершенно иначе.

— Какой стыд! — пожурила она графа. — Пират, который обладает таким красноречием, без колебаний опускается до богохульства!

Слишком поздно. Леди уже поняла, что, отойдя от двери, а это был ее единственный путь к спасению, совершила стратегическую ошибку.

Она осмотрелась, пытаясь найти что-нибудь, что поможет ей защититься. Ее взгляд ненадолго задержался на мече Лахлана и его кинжале, потом она снова посмотрела на обнаженную грудь горца. По мечущимся глазам женщины было понятно, что она охвачена настоящим ужасом.

Лахлан понял свою ошибку и отступил

назад. Сначала на шаг, потом еще на один, чтобы увеличить расстояние между ними. Черт побери! Пугать ее совершенно не входило в его планы. Обычно, когда ему хотелось соблазнить прекрасную даму, он вел себя крайне тактично и галантно.

— Вам нечего бояться, миледи, — заверил он, прилагая максимум усилий для того, чтобы его голос звучал как можно спокойнее. — Вы можете уйти, если хотите. Однако позвольте мне сначала проверить, есть ли кто-нибудь в коридоре.

— Хм-м… — отозвалась она, упрямо наклонив голову. — Почему ты, шотландец, решил, что я боюсь тебя? Ты не посмеешь даже прикоснуться ко мне без моего разрешения. Иначе тебя сварят в кипящем масле.

Напускная храбрость Франсин так развеселила графа, что он, не удержавшись, улыбнулся.

— Я боюсь даже подумать об этом. Вы меня очень напугали. Теперь я понимаю, что, прежде чем что-либо сделать, я должен спросить вашего разрешения, миледи. Я буду стараться поступать именно так. Однако не мшу обещать, что у меня это получится, — сказал он и, не сдержавшись, сделал шаг по направлению к ней. — Вы действительно прикажете сварить меня в кипящем масле?

— Можете даже не сомневаться, — предупредила она, презрительно фыркнув.

Но глаза выдавали ее истинные чувства: в них была тревога, которая с каждой секундой усиливалась. Подобрав одной рукой подол юбки, Франсин решительно шагнула вперед. — К тому же вы все неправильно поняли. Вам нет необходимости выглядывать в коридор. Я ни от кого не прячусь. В том числе и от отвергнутого поклонника.

Это, конечно, была явная ложь.

И снова Лахлана поразило то, как неумело и наивно она пытается обмануть его. Несмотря на то что она была представителем пэров королевского двора Тюдоров и при этом еще и вдовой, ее глаза тем не менее выражали простодушие и наивность. Она обладала всеми прекрасными качествами, всеми достоинствами, которыми надлежит обладать титулованной английской аристократке. Он подумал, что среди этих достоинств должны быть еще и утонченность и изысканность, но этого ей как раз и не хватало.

— Если вам не хочется общаться с отвергнутым любовником, то почему вы прячетесь в моей комнате? — спросил Кинрат и стал, скрестив на груди руки. Он понял, что Франсин хочет уйти, и пытался задержать ее.

Опустив голову, графиня принялась рассматривать кружево, которым был отделан лиф ее атласного платья. Прекрасные глаза были скрыты длинными, роскошными ресницами.

— Я пришла к вам по просьбе принцессы Маргарет. Сегодня утром мы отправляемся в дорогу, и ее высочество хотела узнать, есть ли у вас все необходимое для того, чтобы подготовиться к отъезду, — сказала она.

Ее ложь была такой неубедительной и бесхитростной, что он едва сдержался, чтобы не расхохотаться.

— Передайте ее высочеству, что я высоко ценю ее заботу обо мне и благодарю за то, что она послала ко мне одну из своих фрейлин. Я, честно говоря, не ожидал, что ко мне будет проявлено такое исключительное и очень необычное внимание.

Франсин

нахмурилась. Ей, судя по всему, не понравился его намек на то, что такой презренный пират, как он, удостоился особого отношения со стороны члена королевской семьи. Впрочем, и с ее стороны тоже. Ведь именно этим она объяснила свое неожиданное вторжение в его спальню.

Ожидая, пока эта предприимчивая дамочка поймет, что угодила в свой собственный капкан, Кинрат, воспользовавшись моментом, любовался ею.

Она была настоящим воплощением женственности и нежности. Мягкие, округлые формы, лицо нежно-кремового цвета. Голубое утреннее платье с глубоким вырезом и туго затянутым корсажем выгодно подчеркивало ее соблазнительные формы. Посмотрев на висевший на серебряной цепочке медальон, он перевел взгляд на откровенное, по моде, декольте. Потом поднял глаза выше. К круглому головному убору, отделанному полудрагоценными камнями, была прикреплена тончайшая шерстяная вуаль, под складками которой можно было увидеть ее золотисто-каштановые волосы. Разделенные над гладким лбом пробором, они волной ниспадали на спину.

Медленно подняв глаза, Франсин посмотрела на него, и лучезарная чарующая улыбка тронула ее губы. На одной щеке у нее появилась прелестная ямочка.

Господи, да леди Франсин Уолсингхем так прекрасна, что запросто может выманить золотой соверен, зажатый в кулаке сборщика налогов!

— Вы являетесь официальным представителем короля Джеймса, сказала она так, как будто бы это все объясняло, и сразу сменила тему разговора. — Надеюсь, вчера вечером вы хорошо повеселились и вам понравились танцы.

— О да, — ответил Лахлан, с радостью последовав новому повороту в беседе. — Жаль только, что вы так рано ушли вместе с другими вдовами, после того как поссорились с маркизом.

— Интересно, почему вы так сожалеете об этом?

Он пожал плечами, изображая полное безразличие.

— Я надеялся, что смогу еще раз потанцевать с вами. К тому же такая прелестная девушка не должна спать одна.

Ее губы изогнулись в ехидной усмешке, а на лице появилось высокомерное выражение.

— Вы совершенно напрасно беспокоитесь, лейрд Кинрат, — ответила Франсин, надменно усмехнувшись. — Да, я поссорилась с маркизом, но это вовсе не значит, что я спала одна.

Она направилась к двери и, когда обходила лейрда, посмотрела ему в глаза. На этот раз взгляд был открытым и вполне искренним. И он всем своим нутром почувствовал, что графиня, скорее всего, сказала правду.

Возможно, виной тому было дерзкое веселье в ее голосе.

Возможно, аромат лаванды, который проплывал возле него легким облачком.

А может быть, пара блестящих карих глаз, которые смеялись над ним и в то же время соблазняли его.

Неважно, что именно послужило причиной, но он вдруг почувствовал, как ревность — это чувство, которое Лахлану еще не доводилось испытывать, — впившись в него своими острыми когтями, разорвала на куски маску безразличия, которую он на себя надел. Стоило ему только представить ее в постели с другим мужчиной, как он почувствовал, что в нем проснулся дикий, первобытный зверь, прежде дремавший где-то в глубинах его естества. По всему телу прокатилась горячая волна желания, до краев наполнив сердце. Ему захотелось заявить во всеуслышание, что эта очаровательная, соблазнительная женщина, с которой он был знаком всего один день, принадлежит ему одному.