Навигаторы Апокалипсиса

Шалыгин Вячеслав Владимирович

Что ни говори, больница есть больница, невеселое место. Особенно ночью. Этот вывод майор Гуськов сделал давно, еще когда впервые загремел вот в это самое хирургическое отделение госпиталя ФСБ в Щукино. Попал из-за пустяка, получил касательное ранение плеча, но сразу понял, что валяться ему придется гораздо дольше, чем он пролежал бы дома. Нет, не потому, что дома и стены помогают, а в госпитале царит какая-то нездоровая атмосфера, которая тормозит процесс выздоровления. Ничего такого. Просто из-за общей тоскливой обстановки время здесь тянется гораздо медленнее. Ну, просто «ползет улиткой по склону Фудзи». А когда время растянуто, его хватает, чтобы обратить

внимание на мелочи, которые в нормальной обстановке не замечаешь. То там кольнуло, то здесь зачесалось, то в ушах зашумело. Начинаешь осторожно интересоваться у персонала, с чего бы это все? А медики и рады стараться, новые обследования назначать. Вот и получается замкнутый круг: с одного бока выздоравливаешь, с другого портишься, как залежалый помидор.

Короче, не нравились Гуськову такие места. Не любил он в них наведываться. Даже в качестве посетителя. Но что поделаешь, если служба требует?

Палата интенсивной терапии, в которой, как подсказали в приемном отделении, лежал майор Клименко, находилась в самом начале коридора на втором этаже, почти сразу – поднялся по лестнице и налево. Хотя бы это порадовало. Не пришлось топать по еще одному гулкому коридору. Ну, и обстановка в палате отличалась от общей больничной. Как-то поаккуратнее здесь все выглядело, поновее, поприличнее. И стойки с капельницами блестели, и кровать с электрическими регулировками внушительно смотрелась, и лампочки радовали «теплым» светом. Кардиомонитор, правда, попискивал, и приборы какие-то едва слышно гудели, но это как раз не раздражало. Даже, наоборот, успокаивало. Пищат приборчики, значит, все в порядке. Майор Клименко жив и идет на поправку. А то ведь досталось ему во вчерашней заварушке изрядно, едва кровью не истек, мог и не выжить, будь постарше или послабее.

Гуськов заглянул было в палату, но вовремя заметил, что на выход из нее движется какой-то человек, поэтому остановился у двери и сделал шаг в сторону. Человек был в халате, но не выглядел врачом. Скорее, это был такой же посетитель, как Гуськов. Об этом майор догадался чуть позже, когда человек уже покинул палату и направился почему-то к дальней лестнице. Будто бы не хотел светиться перед Гуськовым. С чего вдруг? Не хотел, чтобы майор его узнал? Что за глупая конспирация? Окликнуть его, что ли? Ну, так, для профилактики и удовлетворения профессиональной любознательности, она же профессиональная подозрительность.

Гуськов мысленно себя одернул. Не хочет, значит, так надо. Мало ли? Нечего лезть со свиным рылом в калашный ряд. Майор Клименко все-таки сотрудник Центрального аппарата, а не какой-нибудь «топтун» из регионального Управления. У них там свои связи, свои дела и заморочки. Незачем совать нос, куда не следует. К тому же лучше будет, если Клименко не успеет подготовиться к беседе. А начни сейчас Гуськов расспросы в коридоре, Клименко обязательно услышит шум и насторожится. Нет, щекотливое дело, с которым Гуськов пожаловал в госпиталь среди ночи, требовало точного расчета и безупречного исполнения. В частности, приветствовался эффект внезапности. Как бы ни был психологически устойчив Клименко, но с учетом общего состояния подозреваемого этот эффект вполне мог принести свои плоды.

Гуськов беззвучно хмыкнул и покачал головой. Вот ведь судьба! Вчера утром майор Клименко смотрел на майора Гуськова свысока, как белый господин на негра, а если без аллегорий – как весьма ценный сотрудник Центрального аппарата ФСБ на одну из множества мелких сошек из Управления по Москве. Однако уже вчера днем Клименко обучал Гуськова премудростям новой профессии, пытался

из контрразведчика сделать контрнавигатора, и общались они почти на равных. А вчера вечером они и вовсе, как старые боевые товарищи, рука об руку выбирались из настоящего ада в Старом мире. И вот новый поворот, да только вдруг все перевернулось с ног на голову. Сегодня ночью Гуськов выступает в роли сыщика, ищет «крота» среди своих товарищей, а Клименко теперь как раз первый подозреваемый. Чудны дела твои, Господи!

«И все из-за какой-то эсэмэски, – Гуськов вздохнул. – Может, не стоило спешить с выводами? Мало ли кто мог подписаться «Козерогом». Вовсе не обязательно, что это именно тот таинственный навигатор, которого требует изловить наш генерал. Может, тому навигатору кличку присвоили, как раз чтобы подначить этого «нормального Козерога». Ну, а что, назвал же Локтев тещиного пса Самосой, в честь нашего начальника. Или, вон, к Паше Куценко кличка Лысый приклеилась сама собой, хотя шевелюра у него будь здоров, а эксперт-баллистик Андрей Иванович Фонин за глаза вдруг стал Айфоном. Можно еще много таких примеров привести, если подумать».

Гуськов коротко мотнул головой. Примеры подбирались в изобилии, но все какие-то не в тему. Пусть даже предположение насчет подначки верное и наряду с навигатором Козерогом в природе существовал свой Козерог, сути дела это не меняло. Разговор все равно был неизбежен. Хотя бы с целью установить, свои подначивают майора Клименко или же это действительно противник выходит на связь под чужим оперативным псевдонимом. Так что думай не думай, а очной ставки или хотя бы качественного допроса никакие примеры и предположения заменить не могли. Да и поворачивать было поздно.

Гуськов немного потоптался в дверях, а затем все-таки решился и прошел в палату. Остановился он в трех шагах от койки. Майор Клименко мирно сопел, но веки его подрагивали, а пересохшие губы то и дело упрямо сжимались. Видимо, нормально спать ему мешала боль, приглушенная всякими медицинскими снадобьями, но все равно ощутимая. Да и вряд ли он успел глубоко уснуть. Прежний посетитель вышел каких-то тридцать секунд назад.

– Привет, майор, – негромко сказал Гуськов. – Как здоровье?

Клименко медленно, будто бы нехотя, разлепил веки и с трудом сфокусировал взгляд на Гуськове. Сообразив, кто стоит рядом с койкой, Клименко попытался улыбнуться и приветственно поднял руку. И то, и другое получилось у него на слабую тройку.

– Припозднился, Алексей Борисович, – полушепотом произнес Клименко. – Я только задремал. Располагайся.

Он вялым жестом указал на стул возле кровати.

– Да ладно, я ненадолго, – Гуськов подошел чуть ближе и окинул взглядом повязки на руках и на груди у Клименко. – Ну что, Глеб, подлатали тебя?

– Как джинсовка, весь в швах и прострочках, – Клименко криво ухмыльнулся. – И крови чужой во мне теперь… как в упыре. Ты чего приехал, соскучился?

– Типа того, – Гуськов вынул из кармана айфон майора Клименко. – Перепутал, прикинь. Свой телефон тебе в карман сунул, когда в «Скорую» помогал грузить.

Гуськов попытался уловить реакцию майора, но то ли из-за пластырей ничего не разобрал, то ли на лице у Клименко и впрямь не отразилось никаких эмоций. Майор отреагировал на слова Гуськова совершенно спокойно. Так, словно совесть у него чище, чем у младенца. Вот выдержка!

– А я думаю, что-то не звонит никто, – майор взглядом указал на тумбочку слева от кровати. – Твой, наверное, там лежит.

– Это хорошо, – пробормотал Гуськов немного невпопад. – А вот тебе звонили. Ты извини, я ответил.