Наводнение (сборник)

Высоцкий Сергей Александрович

— Возникли новые вопросы, — сказал Корнилов.

— Интересная у вас профессия, Игорь Васильевич! Я в детстве мечтал стать сыщиком, а судьба по-иному распорядилась — стал директором завода.

— Судьба прекрасно распорядилась...

— Эх, Игорь Васильевич! — вздохнул Плотский и опять качнул кресло. — Это так кажется — директор, руководитель большого коллектива, почет, уважение, оклад, машина. А что стоят для директорского здоровья такие понятия, как план, вал, номенклатура, соцобязательства?!

—

У нас тоже есть свои трудности, — сказал Корнилов. — Иначе я не тревожил бы вас в неурочное время.

— Да, понимаю. Готов помочь, если это в моих силах. Вас интересует мой шофер?

— Да, Антон Лазуткин.

— После вашего звонка я стал вспоминать: что же я знаю про Антона? — задумчиво сказал директор. — И ужаснулся! Почти ничего. Работает человек с тобой рядом, кажется, что знаешь о нем все — улицы, по которым он предпочитает ездить, любимые присказки и словечки, а когда вопрос встает серьезно — оказывается, он для тебя совсем чужой. Да я ничего не знаю о нем! По-настоящему. Чем живет, о чем думает...

— Он давно вас возит?

— Пять лет. Водитель прекрасный. Характер, правда...

Корнилов посмотрел на Плотского вопросительно.

— Антон — человек скрытный, себе на уме, — он поморщился. — По-моему, умеет устраивать свои дела — всюду у него знакомые, друзья. Я имею в виду магазины, мастерские... — директор широко развел руки. — И вообще. Я о нем ничего не знаю! Это плохо, но не станешь же насильно лезть к человеку в душу?

— Вам его кто-нибудь рекомендовал?

— Да. Мой помощник Сеславин. Он, знаете ли, всю мелочевку берет на себя. Предшественник Лазуткина ушел на пенсию, Сеславин нашел Антона. Если не ошибаюсь, в «Скорой помощи». Там ведь классные водители.

— Он знал Лазуткина раньше?

Плотский снова развел руками:

— Понятия не имею. Водит он хорошо, не ворчит, когда надо задержаться, остальное — вопросы отдела кадров, моего помощника. А почему вас так заинтересовал Антон? Если не секрет, — он поднял ладонь с растопыренными пальцами, — ради бога, я секретами не интересуюсь.

— Какие у меня от вас секреты? — успокоил Корнилов Павла Лаврентьевича. — Ваш Лазуткин...

— Не мой, — покачал головой директор. — Не мой личный, заводской, принятый на работу отделом кадров.

— Лазуткин, — продолжал Корнилов, — возил вас иногда на волейбол. И многие видели его в обществе потерпевшего Терехова. Даже видели их ссорящимися.

Плотский удивленно смотрел на полковника.

— А кто такой Терехов?

— Один из игроков. Бугаев показывал вам его фото, вы сказали, что не знаете этого человека.

— Да, да. Показывал. Я действительно его не знаю.

— И никогда с ним не разговаривали? Не ссорились?

— Помилуй бог! Я ссорюсь только со своей женой. И то очень редко.

—

Ну если не ссорились, то громко разговаривали?! Кто-то из игроков мог слышать ваш разговор.

— Нет! — Плотский говорил без всякого смущения. — Я не знаю этого человека. Может быть, и видел когда-то, но разве всех упомнишь?

Корнилов понял, что настаивать бесполезно. Даже если устроить очную ставку с Травкиной, директор разведет руками и скажет: «Вы ошибаетесь, Еленочка. Я никогда не разговаривал с этим человеком!» Да если и ссорился, мало ли что бывает!

— Вы предполагаете, что ссора этого человека с Лазуткиным зашла так далеко? — спросил Плотский с любопытством.

— Сейчас трудно сказать.

— Постойте, постойте, — Павел Лаврентьевич поднял руку. — Когда убили Терехова?

— Тяжело ранили, — поправил Корнилов. — В прошлое воскресенье, двадцатого...

— Двадцатого я ездил на волейбол с другим водителем.

— Лазуткин отпросился?

— Да. Какие-то домашние дела. Но время от времени мы ездим на волейбол с Сеславиным. Он хороший волейболист. И хороший водитель. И Антон получил выходной. А двадцатого и Сеславин был занят...

— И в то воскресенье Лазуткина на волейбольной поляне не было?

— Я же говорю — отпросился!

— Лазуткина видели в тот день на поляне, — сказал Корнилов и внимательно посмотрел на Павла Лаврентьевича.

— Не может быть! Зачем? — Плотский недоумевал. — Он ко мне не подходил.

— Павел Лаврентьевич, в последние дни вы никаких перемен в вашем Антоне не заметили?

— Нет. Не заметил, — рассеянно ответил директор и тут же спросил: — Что он делал на поляне в воскресенье? Может быть, это ошибка? Кто-то обознался? Да и откуда его знают? В волейбол он не играет, лежит себе, загорает...

— Зато вас знают. И знают, что он — ваш шофер. Павел Лаврентьевич, он никогда не предлагал вам купить старинный камин? — полковник показал на камин, красующийся в кабинете. — Старинные бронзовые ручки, панели красного дерева?

— Ну что вы! Во-первых, откуда у него могут быть такие вещи? А потом — покупать у своего шофера?!

— А этот камин у вас давно?

— Год. Нам купил его в комиссионном Сеславин. Мой помощник.

— Вы его об этом просили?

— Он знал, что жена мечтает о камине для дачи... Охо-хо! — вздохнул Плотский. — Какой-то редкий мрамор. Посмотрите на рисунок! А вся эта бронза? Решетки, украшения... Девятьсот рублей. Даже для директора, справляющегося с планом, деньги немалые.

— А ваш помощник давно работает с вами?

— Давно. Лет десять. Или двенадцать. Прекрасный помощник, эрудит...

Корнилов встал:

— Спасибо, Павел Лаврентьевич.

— А чай? Жена обидится, — директор тоже поднялся со своей качалки.