Навострятся ли тупари
Шрифт:
Была старина, теперь новизна.
Новизна опостылела,
старина опустынена.
Сохнут охраняемые памятники.
Сонных убаюкивают маятники…
Домотался я, дремля,
вплоть до местного кремля.
Увидел звонницу-бесполезницу,
на небосводницу влез по лестнице.
Сводит она серость с синевой,
Зевы Зевсовы свисают силой медной.
А под ними незаметной смертной —
модница,
музейная работница,
за чтением романчиков
про девочек, про мальчиков
служит любопытству и культуре,
охраняя тишину на верхотуре:
«Гражданин, не подходите близко к краю!»
А внизу, под каменною гранью,
город корчится во сне многоглагольный,
видимый, как с неба, здесь, на колокольне.
Летопись вещает, что издревле
дремлет мир, но звонница не дремлет.
Ей ли долгих снов не поломать?
Лень положат под удары, как под розги,
колокол-отец, колокол-мать,
а вослед — колокола-подростки.
Но люди позаботились,
чтоб сон их был стабильным,
и приковали с этой целью
колокола за языки к стропилинам
чугунной цепью.
На пробужденье отнимает чаяния
немых многопудовое молчание.
— Девушка, а сколько звука в каждом пуде? —
спросил парень рабочего вида.
А я ему на ухо выдал:
— Давай город разбудим!
Мой напильник, твой навык исконный,
и… языки раскованы!
Я уж дарил инструмент, как Крез.
Я видел смотрительницы заплаканность.
Я чувствовал: жизнь воскрешают окрест
сперва набат,
потом благовест…
Но парень сказал, полуяблоко кушая:
— Ишь, разбуди их, разбереди!
А что после сна, впереди?
Сто раз бывало не лучшее — худшее…
Я
«Наберусь лучше завтра сил».
И постепенно вниз по ступеням
с неба на землю, как трус, затрусил.
РАЗДОРОЖЬЕ
Запечатанная Троя —
несчастная Русь…
Запечаленная тройка,
нещадная рысь…
В дно глазниц, в оскал клычиный,
в спину и в живот — кнуты,
в кулачины
воткнуты.
Как недуг твой назвать? Открой мне!
Азиатская ли желтуха?
Европейское ль белокровье?
Прежде — жизнишка, нынче — житуха!
Я в деревне избу построю
с глазами печальными-распечальными.
Запечатанную мою Трою
распечатали!
Распечатали, как конверт…
Слёзы — с сосенки, слёзы — с ели…
Распечатали, как коробку конфет,
и… съели.
И, хрипя, получала поддых
уж не тройка, а пара гнедых.
Корчевали сады уголовники,
выставляя зады-уполовники.
Где заступа у челобитчика?
Неизвестный захватчик нов…
Ну что ты выпучила, печка,
белки порожних чугунов?
Взгляни-ка: маковка пуста,
а колокольня безъязыка…
И только в животе музыка
непреходящего поста.
Видно, черт своих скоморохов
с человеческими побратал.
И поджаривали нас на сковородках
с вышками по бортам…
Серебряные кони
луну из Волги пьют.
Сиреневые кони
зарю копытом бьют.
Правят деятели
к обочине,
чтоб мы забыли и о дедине,
и об отчине.
Не варварской — адскою силой творима
Вторая Италия из Третьего Рима.
Мы стали говорить не «класть», а «л'oжить».
Телегу тянет ломовая лошадь.