Навсегда(Роман)
Шрифт:
— Откуда же музыка? — нетерпеливо спросил Степан.
— Ну, какая музыка! Такие органчики игрушечные бывают, знаешь? Вроде шарманочки. Ручку крутишь, он и бренчит.
— Ну, а какого он роста? — напряженно хмурясь, чтоб лучше себе все представить, спросил Степан и показал рукой — Вот такой?
— Да никакого роста у него тогда не было! — засмеялась Аляна. — Он и плясал-то сидя… Ну, вот такой, ножки коротенькие. А глаза у него синие… Сам розовый. Волосики беленькие… Лысоватенький немножко. Вот каким я его видела, таким и помню…
— Нет! —
Аляна высвободила руку из руки Степана, прикрыла глаза и осторожно провела ладонью по его лицу, по голове, по плечам, легким, внимательным, скользящим касанием, точно слепая, узнавая его пальцами.
Степан сидел не двигаясь, пока она не отняла руки, потом спросил:
— Ну что?
Аляна раскрыла глаза, со вздохом улыбнулась.
— Всё хорошо. Это ты. Руки тебя помнят… Нет, рука… Я ведь теперь одноручка, даже обнять тебя как следует не могу. Плохо тебе?
— Ты одной рукой даже лучше обнимаешь.
— Хитрый! Не обманешь. Двумя-то лучше. А кто ж теперь стирать у нас в доме будет? — улыбаясь, допытывалась Аляна.
— Я люблю стирать.
— Да ну? — насмешливо сказала Аляна. — Что-то я не замечала.
— Ты меня не допускала. Теперь зато настираюсь всласть.
— Платье на спине застегивать тоже любишь?
— Еще больше, чем стирать.
Аляна, запрокинув голову, засмеялась. Почему-то этот разговор доставлял ей удовольствие.
— Какой же ты врун сделался, ужас!
Кто-то, нарочито громко покашливая, спускался в землянку.
— Кашляй громче! — крикнул Степан, поворачиваясь к двери.
Один за другим, сгибаясь под низкой притолокой, вошли Валигура, Станкус и Наташа.
— Тебе лежать приказано. Как ты удрал, Валигура? — строго спросил Степан.
— Я подкупил стражу, напоил тюремщиков, переоделся в мундир вражеского генерала и бежал!.. Очень приятно было слышать в первый раз ваш смех, пани Аляна!..
Он вытащил из-за спины руку и протянул Аляне букетик поздних полевых цветов, всунутый в начищенную до блеска консервную банку.
— Примите, пани, от всего сердца. Так же как мы вас приняли в свое сердце.
— А все-таки он молодец! — сказала Наташа.
— Вы добрый, спасибо вам, Валигура, — сказала Аляна и поставила букетик под окошечко. — Мне говорили, вы собирались подарить мне горностаевый плащ?
— Да, — сдержанно, с королевским достоинством кивнул Валигура. — Действительно, была у меня такая мысль. А теперь нет!.. Десять плащей плюс все королевство полностью, со всем инвентарем и обстановкой, — вот чего вы достойны!
— Вот это по-нашему! — сказала Наташа.
— Боже мой, так много? Мне прямо неловко!
— Пустяки, стоит ли говорить о всякой мелочи, — великодушно
Пока Аляна со Степаном доедали из одного котелка кашу, в лесу стемнело. Степан вычистил и вымыл котелок. Они отошли в сторонку под деревья, подальше от людей. Степан бросил на землю шинель, и они сели, тесно прижавшись друг к другу.
— Ты чего? — спросил Степан, заметив, что Аляна улыбается.
— Валигуру твоего вспомнила.
— Такого друга у меня никогда не было, — сказал Степан. — Вот он разные подарки невероятные тебе придумывает, шутит, а думаешь, это трепотня? Ничего подобного! Он бы все отдал, если бы у него было… Он как-то мне поверил и вот верит, хоть ты тресни! Другой раз сам себе уже не веришь, думаешь: всё! Не могу больше! А он, проклятый, даже и не усомнится в тебе. И поневоле делаешь такое, чего без него бы, наверное, не смог…
Они замолчали. Аляна поежилась от ночного холода, сухого и крепкого, какой бывает перед первыми заморозками. Степан вытащил край шинели, на которой они сидели, и натянул ей на плечи. Сидеть стало неудобно, и они прилегли рядом на мягкой подушке сухого мха, глядя вверх на чистое небо.
— Это мы? — спросила Аляна, здоровой рукой прижимая к себе плечо мужа. — Правда? Это мы…. Но как же могло быть, что нас не было? Как могло быть, что мы бродили где-то отдельно? Ты можешь это понять?
— Нет, — серьезно ответил Степан. — Не могу.
Потом она вдруг живо спросила:
— А хочешь, я тебе покажу одно чудо? — И, осторожно поддержав здоровой рукой больную, поднесла ее близко к лицу Степана.
— Видишь?
На фоне звездного неба Степан неясно увидел темную, беспомощно согнутую кисть.
— Сейчас начинается, — сказала Аляна. — Вот рука, никуда не годная, она не может никого погладить, не может даже взять щепотку соли или застегнуть пуговку. Так? И вот, внимание, начинается чудо…
Степан увидел, как шевельнулся мизинец, за ним дернулся и слегка разжался четвертый палец, потом указательный. Пальцы, вздрагивая, распрямились до половины, потом сжались и опять немножко распрямились.
— Видал? — с торжеством сказала Аляна. — Мизинец-то уже третьего дня начал оживать, да я молчала, все боялась поверить.
Степан потянулся и несколько раз осторожно поцеловал пальцы.
— Да, — сказала Аляна, — они заслужили. Знаешь, как они старались двигаться, и ничего у них не получалось, и больно было, по правде сказать. А смотри, добились своего!
Она опустила руку, и они еще полежали молча, глядя в темное небо, щедро усыпанное звездами.
Аляна с нежностью вспомнила детскую новогоднюю открытку, где был нарисован домик, окруженный елочками, утонувшими в снегу, и темно-синее небо, все усеянное блестками звезд. Вспомнила, как эта сказочная картинка постепенно тускнела на стене в отцовской мастерской.