Навсегда с ним
Шрифт:
Селина беспокоилась: они сидят в одном седле, и это может выглядеть как доказательство их близости. Гастон же не обращал внимания на опасения Селины. Его люди, успокаивал он, не считают, что скакать на одной лошади и беседовать друг с другом — нечто сверхординарное, что заслуживало бы упоминания перед королем.
Она положила голову ему на плечо и смотрела вперед — на деревья, уже зеленевшие первыми распустившимися листочками. С того дня когда они занимались любовью под дождем, Гастон не выпускал ее из виду. В нем что-то переменилось. В последние полмесяца перед ней открылись
Но к радости постоянно примешивалась горечь. До лунного затмения оставалось одиннадцать дней. До замка Гастона — несколько часов езды. Там они переночуют, а затем поскачут в Париж — к королю.
Получить разрешение на расторжение брака.
Они уже не спорили по этому поводу. Между ними возникло что-то вроде молчаливого соглашения: это предопределено, и любые обсуждения ни к чему не приведут, поэтому не стоит зря тратить нервы.
— Гастон, когда завтра мы двинемся в Париж, я, пожалуй, поеду на своей лошади.
— Нет. — Он крепче обхватил ее за талию. — Ты же можешь облокотиться на меня как на подушку, поберечь спину.
Ей показалось, что Гастон сказал не всю правду, но она решила не настаивать. В конце концов, пусть они хоть днем будут вместе, раз ночи приходится проводить врозь.
— Я просто подумала, что тебе… не очень удобно.
— Мне доставляет неудобство лишь постоянное желание заняться с тобой любовью, — прошептал он, склоняясь к ней и щекоча лицо изрядно отросшей бородой.
Ее бросило в жар.
— Милый, не терзай ни себя, ни меня.
Селина не только услышала, но и всей спиной почувствовала, как в его груди родился стон.
— Боюсь, нам придется и в Париж ехать под эскортом: если я попрошу их остаться, это будет выглядеть подозрительно.
— Хорошо, — пробормотала она. Гастон осторожно прикусил ей мочку уха, и у нее тут же перехватило дыхание.
— Хорошо, что мы поедем под эскортом? Или хорошо то, что я делаю? — Его язык мягко коснулся чувствительной кожи за ее ухом.
— Я ни о чем н-не могу думать, когда ты так делаешь.
— А я вообще не могу думать. Разве о том, как улучить мгновение, чтобы побыть с тобой наедине. — Он поцеловал ее в шею, и Селина тихо застонала. — Я все изобретаю предлог, чтобы избавиться от наших верных телохранителей хотя бы на четверть часа. Побыть вместе. Ты мягкая и горячая и открытая подо мной.
— Гастон!.. — взмолилась она.
— Вот так произноси мое имя, когда я вхожу в тебя, такой твердый… так глубоко… — Каждое слово он сопровождал прикосновением языка к ее уху. — И ты превращаешься в сладкий мед, в котором я хочу утонуть.
Он накрыл ладонью ее грудь под мягким бархатом платья.
— Этьен увидит, — предупредила она шепотом.
— Гм, надо усовершенствовать покрой твоего платья, — пробормотал он слегка охрипшим голосом. — Например, сделать незаметное отверстие сзади на юбке, чтобы я… — Он еще сильнее прижал ее к себе, и Селина затрепетала. Тяжело дыша, она стиснула его руку, безошибочно распознав признаки охватившего
— На пуговицах, — добавила она, не в силах унять дрожь. — Пора подумать о застегивающемся отверстии впереди на мужских штанах.
— Отличное предложение. Сошьешь для меня пару, когда мы доберемся до замка.
Селина нервно засмеялась, поняв, что он уже не дурачится, а говорит серьезно. Он действительно готов заняться любовью прямо в седле!
— Гастон, ты сошел с ума. Ведь все увидят!
— Фараон на рыси замаскирует наши движения, — успокоил он ее, продолжая целовать за ухом. — Но трудно будет делать это в молчании. Ведь ты так прекрасно кричишь, когда я в тебе. Как ты думаешь, сможешь удержаться?
Она прикусила губу, то ли не в силах поверить в реальность его дикого предложения, то ли не в состоянии справиться с возбуждением, огнем побежавшим по жилам.
— Боюсь, что нет. Я не могу владеть собой, когда чувствую тебя, когда ты…
— Соединяюсь с тобой в одно целое?
— Да, когда ты заставляешь меня ощущать полноту и совершенство жизни.
— Милая моя Селина! Я займусь с тобой любовью, чего бы мне это ни стоило, — горячо пообещал он. — К завтрашнему дню мы придумаем, как по-новому ехать на лошади, чтобы ты ощущала полноту жизни, пока не потеряешь сознание.
Предвкушение наслаждения проникло в каждую клеточку ее тела.
— А пока… — Справившись с собой, он выпрямился в седле и чуть ослабил объятия. — Расскажи мне о своем времени. Это так отвлекает.
Ей пришлось подождать, пока сердце замедлило свой бег, а дыхание настолько успокоилось, что она смогла говорить.
— Я тебе уже рассказывала о телефоне?
— Да, ты упоминала о предметах, с помощью которых люди могут переговариваться на больших расстояниях. И о факелах, которые освещают без пламени. И о больших городах, где не встретишь зеленой травинки, с огромными серыми домами, достающими до неба. И еще ты сказала, что эль вы храните не в деревянных бочонках, а в металлических штучках, которые называются «консервные банки».
Селина рассмеялась. Даже сидя к нему спиной, она представляла брезгливую гримасу на его лице.
— В твоем изложении это выглядит ужасно. На самом деле у нас есть достижения, например в обучении детей и лечении болезней. Во многих странах люди равны независимо от происхождения. Они сами решают, как им жить, и выбирают человека, который управляет государством. Люди живут подолгу, многие доживают до ста лет…
— Но у вас почти не осталось королей, совсем нет рыцарей. Все должны работать, чтобы покупать разные вещи. Дома оказываются забитыми вещами, и людям приходится тратить деньги, чтобы хранить свои пожитки в других местах. Разбойники крадут товары, грабят и убивают людей и остаются безнаказанными. Матери отдают своих детей на воспитание чужим людям и видятся с детьми всего несколько часов в день. Вы так испортили землю, что во многих местах воздух непригоден для дыхания, а воду нельзя пить. Чем больше ты рассказываешь мне о вашем времени, тем меньше мне хотелось бы там оказаться.