Навсегда
Шрифт:
Джеб все продолжал прохаживаться перед оставшимися солдатами, пытаясь более внимательно разглядеть их. Трое спокойно выдерживали его пристальный взор, двое остальных напрягались всякий раз, когда их глаза встречались с глазами Джеба.
Вскоре вернулся помощник, переполненный новостями.
– Они были там, сэр. У их трех лошадей до сих пор видны следы от седел на спинах. Лошади сейчас отдыхают, но по ним видно, что им пришлось попотеть. И у одной на копыте щетка раздулась словно дыня.
Джеб повернулся к своей «добыче».
– Вы живете вместе? – спокойным тоном поинтересовался он.
Он
Один из троих, посмотрев на Джеба, в ответ угрюмо кивнул головой. Взгляд его серых глаз был жестким.
– Шоу, Уилкинс и я живем в одной палатке.
– Шоу? – Джеб изучающе вглядывался в стоявшую перед ним группу, пока не увидел, как неохотно поднялась рука одного из стоявших. Он был ростом по крайней мере шесть футов и три дюйма.
– А кто Уилкинс?
– Это я, – отвечавший был чуть выше пяти футов. Это были те двое, которые старались не встречаться с ним взглядом, когда он осматривал строй.
– Все остальные могут идти.
Гарретт оставил молодого ухажера в его палатке до тех пор, пока не будут приняты надлежащие меры, после этого он вернулся и встал между Джебом и проповедником.
Джеб кивнул головой в сторону тех трех.
– Там были вот эти парни. Я полагаю, вы возьмете их под стражу.
Не дожидаясь, пока Гарретт отреагирует на его слова, он опять повернулся к солдатам.
– Я бы вас повесил.
Они смотрели на него, и ни один не сомневался, что с ними так и поступят. Только тот, с серыми глазами, не дрогнул под пристальным взглядом Джеба.
Гарретт кивнул своему помощнику, который направился к охранникам, ожидавшим приказов.
Наблюдая, как заковывают виновных, Джеб продолжал:
– Я бы именно так и сделал. Не прошло бы и часа, как я повесил бы их. – Он помолчал. – Но если вы переживаете за свою Дальнейшую карьеру, то я советую вам ничего не предпринимать, пока вы не будете уверены, что они не выполняли чей-либо приказ.
– Все приказы здесь отдаю я! – зло парировал Гарретт, оскорбившись этим предположением.
Предположение Уэллза казалось ему просто нелепым. Расположившийся здесь отряд призван был защищать индейцев, а не уничтожать их.
Джеб лишь улыбнулся и подумал, что очень скоро наивные представления Гарретта развеяться.
– И те, что исходят из Остина? – съязвил он.
Негодование Гарретта достигло предела; а что, если и в самом деле губернатор Техаса приказал это сделать? Поначалу эта мысль была совершенно невообразимой, а вдруг действительно все обстояло именно так?
– Капитан Пламмер решит дальнейшую их судьбу. А пока, до его возвращения, они будут находиться под усиленной охраной.
Когда этих троих уводила охрана, Джеб почувствовал на себе их свирепые взгляды и ненависть. Он подумал, что если они останутся в живых, то ему не поздоровится. Затем он обратился к проповеднику.
– Я не думаю, ваше преподобие, что вы носите с собой оружие, но теперь я советовал бы вам это делать.
В ответ Кэйлеб распахнул полы одеяния, и рукоятка пистолета блеснула в солнечных лучах.
Заметив, что брови полицейского удивленно поползли
– Те, которые не имея закона согрешили, вне закона и погибнут.
– Бог всем воздаст по заслугам, – откликнулся Джеб, цитируя, как и Барнс, Послание к римлянам. И, ухмыльнувшись при виде изумленного лица проповедника, Джеб добавил: – И все же не забывайте о том, что я сказал вам, почтенный, будьте осторожны и держите всегда револьвер при себе.
Джеб отвернулся и с горечью подумал о солдатах, убивающих переселенцев, которых они клялись под присягой защищать, и о священниках, разгуливающих с оружием под рясой.
ГЛАВА 2
Ханна усердно мотыжила землю. Время от времени она разгибалась и пристально всматривалась вдаль. Она не решалась отдохнуть. Кэйлеб не одобрял праздного времяпрепровождения, особенно, если речь заходила о его жене, и всегда, когда он уходил, возвращаясь, он ожидал увидеть, как много она успела сделать в его отсутствие. Если уж на то пошло, для Кэйлеба вообще кроме молитв и работы ничего больше не существовало. Молитвы он даже ставил прежде работы. Казалось, ему и в голову не приходило, что женщина на шестом месяце беременности вообще не должна работать.
Ханна не могла даже сказать толком, что представлял из себя ее муж: был ли он чрезмерно строгим или просто бесчувственным. У нее никогда не было возможности поговорить о женских проблемах или о приближавшихся родах с замужними женщинами. Она лишь надеялась, что, когда этот день наступит, она будет знать, что делать, а пока она предпочитала не расстраиваться слишком часто.
Ханна не хотела разочаровываться в Кэйлебе, она также старалась не обращать внимания на то, что он часто оставляет ее одну, беззащитной. Его же совершенно не заботило, что за последнее время он успел испортить отношения с достаточно большим количеством людей. Ханну удивляло, как человека, имевшего духовный сан, могли так ненавидеть люди, он был к этому равнодушен. Когда сегодня утром она высказала ему свое беспокойство на этот счет, он лишь произнес в ответ: «Господь Бог защитит нас. Он станет и нашей броней и нашими доспехами. Вот и надень его доспехи на себя». Но Ханна понимала, Бог так не любит ее, как любит Кэйлеба. Поэтому она не была уверена, что Господь сможет защитить ее, а настоящего оружия у нее не было.
Поясница невыносимо болела. Ханна выпрямилась и замерла. Она увидела вдалеке поднимавшиеся клубы дорожной пыли. Насколько она смогла разобрать, к ней приближалось несколько всадников. Сердце ее сильно забилось. Она помнила, сколько угроз уже было высказано в адрес Кэйлеба с той поры, как он принялся обращать в другую веру краснокожих дикарей и проживавших на резервационных землях Бразос.
Местные жители не хотели этого. Они мечтали, чтобы краснокожие убрались из этих мест, да и армия тоже, которая нередко использовала их в качестве шпионов против своих же соплеменников, скитавшихся вне резервации, убивавших и снимавших скальпы. Впрочем, Ханна знала обо всем этом лишь понаслышке. Кроме Кэйлеба она почти ни с кем не виделась, но каждый вечер об этом ей рассказывал муж. Если бы не эти рассказы, ей бы совсем неоткуда было узнать о том, что творится вокруг.