Навстречу мечте
Шрифт:
Глава 14
Спустя месяц после развода Павел катался по городу на своей машине, которую удалось сохранить благодаря родителям. Они мало того, что нашли деньги для выплаты бывшей жене, так еще и дачу продали. Как говорит Любовь Петровна, за сущие копейки. Но на самом деле цена за ту постройку была более чем приемлема, если не завышенная. Только потом, при подписании документов, стало известно, что дом этот выкупила семья Льва. Не сложно догадаться почему.
Так же родители парня предложили сделать в квартире ремонт, точнее так предложила
— Вот приведешь невестку, а у тебя сразу ясно — жила другая.
— Никого я не приведу, — бурчал парень, часто сбрасывать звонки и уезжая неизвестно куда.
Контроля со стороны родительницы стало в несколько раз больше. Она могла взять такси ночью и приехать к нему домой, а так как ключи от квартиры были — беспрепятственно заходила внутрь. Павел даже врезал внутренний замок, только это все равно не спасало. Мать начинала стучать, кричать и будить соседей.
Возможно, именно тогда у него какое-то пояснение и случилось — Любовь Петровны слишком много в его жизни, так, что дышать невозможно. А ведь раньше она все свое внимание и всю свою «заботу» передавала Ане и сыну.
Внутри опять что-то дрогнуло. Вот уже как неделю он сидит дома, смотрит в выключенный монитор, бродит из угла в угол. Даже перестановку сделал, чтобы хоть как-то отвлечься: продал компьютерный стол жены, сломанный стул, на котором она чудом каким-то сидела, выкинул.
Под диваном, который подвинул так, как когда-то хотела поставить Аня, нашел маленькую машинку и долго крутил ее в руках, пока просто не поставил на самое видное место. Чтобы ходить мимо и каждый раз вздрагивать, чтобы больно внутри было.
В спальне он за неделю успел перебрать все вещи супруги. Бывшей супруги. Тщательно рассматривал зашитые кофты, которые, по сути, давно бы отправить на тряпки, а Аня в них ходила. Разложил на кровати джинсы, что были ей малы, куртку, которая из-за многочисленных стирок превратилась в тряпку и вряд ли зимой могла согреть. На платья, что платьями назвать было нельзя, на самое простое и дешевое белье… Да что говорить, у Анюты все вещи были такими — неказистыми, неинтересными и бесформенными.
Покосился на свою половину шкафа, где вещей было раза в три больше, где все они были новыми и модными, как и обувь. И вновь на вещи жены взгляд перевел и уткнуться в её платье лицом, вдавливая в нос ткань, вздыхая и рыча как дикий зверь, что был слеп.
А ведь она любила его. Все для него делала!
Он понял это, когда стал опаздывать на работу, потому что приходилось готовить себе самому, собирать еду на обед тоже самому. Вставать рано было непривычно, а так как он просыпался, как и обычно— времени не хватало ни на что. Вот совершенно! Пришло осознание того, что пока кто-то нежится в кровати, по двадцать минут занимает ванную комнату, второй человек берет на себя все! А ведь был еще и сын, которому так же требовалось внимание, которого необходимо было покормить, переодеть, подмыть. Да и сама Аня в это время вряд ли успевала поесть — ей на себя времени не хватало совсем. На него, на Павла, да. А на то, чтобы точно так же как и он — сесть за стол, выпить чашку кофе,
Так и стал учиться ценить каждую минуту, даже список дел стал себе писать, особенно когда накопилось много грязных вещей, а после двух не совсем удачных стирок, еще и те, что необходимо было гладить.
Маленькая машинка на глаза попадались чаще, как и посуда сына, что выкинуть в урну не поднялась рука.
К концу второй недели была найдена пустышка, и самые первые ползунки — вот тогда Павел и сдался. Впервые сел на машину и поехал к дому, где теперь жила Аня… Пустым взглядом наблюдал за тем, как строители разбираю их старую дачу, а глаза непрерывно следили за воротами. Но ни в этот день, ни через три дня он Аню так и не увидел.
Возвращался домой, смотрел на стены и потолок и выть хотелось. А потом стал вспоминать и про режим дня, и что в тот час, когда он приходил, Ярик спал. Многое стал вспоминать и читать, а еще, как назло, ему мамы с колясками и годовалым детьми попадаться стали. То помощи попросят, то колесо починить надо.
И на душе скребут кошки еще сильнее…. У его Ярика не было столько ярких вещей, не было такого самоката, как у мальчугана из соседнего двора. Не было большого грузовика, в который можно было насыпать песок, не было даже трактора с ковшом.
Андрей Сергеевич пришел к сыну, когда первым заметил, как тот замкнулся, узнал, что он взял отпуск за свой счет, перестал с кем-либо общаться. Ему сложно было идти к отпрыску, который наломал дров, из-за которого теперь и он и его жена были лишены внука. Сам Андрей Сергеевич, конечно, виделся с ребенком, Аня позволяла, а вот Любовь нет. Лишь фото им девушка присылала редкий раз, хоть на этом спасибо. Не оградила Ярослава от них, рассказывала о том, что есть еще бабушка с дедом, которые его любят и ценят.
К сыну Андрей Сергеевич приехал вечером, точно зная, что застанет его дома. Переступил порог идеально чистой квартиры, замечая некоторые изменения: отсутствия лишних вещей, убранную на места обувь, висящую на вешалке куртку.
Взгляд сам зацепился за детские вещи, что стояли на полке у телевизора.
Мужчина сглотнул и поднял глаза на сына, который похудел резко. Вот только набрал лишнего и резко сбросил килограммы, оброс, хоть брился и был более или менее похож на человека.
Павел смотрел на вещи Ярослава пустым и неживым взглядом, а потом слеза покатилась по его щеке.
— Я такой дурак, отец, — прошептал он. — Я столько потерял в этой жизни, самое важное потерял. То, чего не ценил… Понял поздно, слишком поздно.
Мужчина обнял сына и сам расплакался, больно смотреть на ребенка, хоть и такого взрослого, еще больнее осознавать, что во всем виноват только он…
— Я поменяю работу, открою на Ярика счет и буду туда перечислять каждый месяц деньги. Пусть хоть что-то от меня получит.
В этот вечер сын с отцом много разговаривали. Павел говорил и говорил, больше о том, что для него Аня делала, как он издевался, как грубил, как не помогал. И ревел так, словно ему лет пять и он упал с качелей. Душа у мужчины болела, но лекарства от потери не было — он сам предатель, тот, кто позволил этому случиться, тот — кто и стал причиной развода.