Навстречу счастью

Мэтьюз Патриция

– Как вам понравилась пьеса?

– О, очень! – с чувством ответила девушка. – А вам?

– Должен признаться, я пропустил значительную часть спектакля, – сказал он, улыбаясь. – Я больше наблюдал за вами.

– Наблюдали за мной? Зачем, черт побери, вы делали это?

– Меня увлекла игра испытываемых вами чувств. Все, что вы переживали, отражалось на вашем лице. Я бы не советовал вам когда-либо играть в покер, дорогая.

Джемайна почувствовала, что краснеет. Она и не подозревала о такой своей особенности.

– Однако

в этом есть одно преимущество для меня, – продолжал Оуэн. – Я всегда знаю, когда вы сердитесь на меня или, наоборот, довольны мной.

– Не слишком ли вы самонадеянны, мистер Тэзди? Кажется, считаете, что мы уже достаточно близко знакомы? – Джемайна сообразила, что начинает кокетничать, но в данный момент это вполне соответствовало ее настроению.

Оуэн снова улыбнулся:

– Полагаю, в будущем мы могли бы получше узнать друг друга. Думаю, мы были бы прекрасной парой…

– Вот как! Да у вас нет ни капли скромности.

– Я никогда не претендовал на роль скромного человека, – признался он, ничуть не смутившись. – Но убежден: у нас много общего, и нам неплохо вместе.

– А что будет, когда вас пошлют-с очередным заданием через весь континент?

– Таковы издержки моей профессии, – сказал он, пожав плечами. – Но я всегда возвращаюсь, моя дорогая. Кстати, вас тоже могут отправить куда-нибудь. Гоуди часто посылает своих корреспондентов в Париж на демонстрацию мод и тому подобное.

Джемайна напряглась, уловив снисходительные нотки в его голосе.

– Конечно, это не такое важное событие, как война или нечто подобное!

– Джемайна… – Он тяжело вздохнул. – Вы чертовски обидчивы! Вас не могут послать освещать войну по двум причинам. Во-первых, «Ледиз бук» не печатает репортажи с войн, во-вторых, вы – женщина.

Джемайне никак не удавалось успокоиться. В какой-то момент она даже хотела спросить, почему женщина не может писать о войне, но тут же остановила себя. Она вовсе не испытывала интереса к войнам, так зачем лицемерить?

– Все правильно, мистер Тэзди. Вы пишите о сражениях, а я удовлетворюсь менее волнующими темами.

Оуэн привел ее ужинать в не менее популярный ресторан, чем в прошлый раз. Метрдотель в смокинге так же приветствовал Оуэна и проводил их за уютный столик в конце зала. Шум от разговоров был едва слышен, и тишину нарушало только случайное позвякивание тяжелого серебра о фарфоровые тарелки.

Оуэн заказал бутылку французского шампанского и, когда бокалы были наполнены, провозгласил тост:

– За прекрасный вечер, даже если игра Эдвина Форреста пришлась мне не совсем по вкусу.

– Я выпью за это. – Они чокнулись, и Джемайна осторожно отпила вино маленькими глотками. – Я не очень-то поняла,„что вы имеете в виду, говоря о Форресте, так как мне его игра очень понравилась. Но должна признаться, мой театральный опыт довольно ограничен. Мой отец очень строг и

придерживается мнения, что театр – это рассадник греха.

– Типичное провинциальное отношение, – констатировал Оуэн, приподняв бровь. – Действительно, многие постановки не отличаются завидной репутацией, однако пьесы Шекспира заслуживают уважения.

– Но не у моего отца. Он заявляет, что произведения Вильяма Шекспира вульгарны и молодой девушке не пристало видеть и слышать их.

Оуэн рассмеялся:

– Ну, если произведения Шекспира считаются таковыми, мне вас жаль…

В этот момент официант протянул Оуэну меню. После того как официант ушел, Оуэн посмотрел на Джемайну.

– Наверное, вы недовольны, что меню принесли не сразу. Мне тоже это не понравилось. Если хотите взглянуть… – Он протянул меню Джемайне.

После недолгого колебания девушка сухо отказалась:

– Нет, закажите сами. У вас больше опыта в таких делах.

– Если таким образом вы хотите поставить меня на место, то считайте, что достигли цели, – весело признался он. – Почему бы вам не рассказать мне о своей жизни в… Бостоне?

Джемайна вздрогнула.

– Зачем? Это совсем неинтересно.

– Для газетчика все интересно. Кроме того, я хотел бы побольше узнать о вас, Джемайна.

– Ну, что я могу сказать о себе? Мне двадцать два года. Я родилась и выросла в Бостоне. Там же ходила в школу. До этого лета никуда не ездила дальше чем за сотню миль от Бикон-Хилла.

– От Бикон-Хилла? – Он снова приподнял бровь. – Это первоклассный район.

– Мой отец – банкир, – поведала она, пожав плечами. – Типичный благоразумный, степенный бостонский банкир. Он не считается слишком богатым, однако всегда содержал нас в полном достатке.

Вернулся официант, и Оуэн заказал черепаховый суп, телячью грудинку с овощами и попозже – мороженое. Повернувшись к Джемайне, он спросил:

– А ваша мать?

– Она вышла замуж за отца в моем возрасте и была счастлива всю жизнь… Впрочем, может быть, я ошибаюсь. К моему удивлению, когда я сообщила, что собираюсь работать в «Ледиз бук», в то время как отец бушевал по этому поводу и произносил напыщенные речи, она призналась, что завидует мне.

– А как насчет братьев и сестер?

– Нет, я единственный ребенок.

– И в общем не совсем избалованный, как это часто бывает в подобных семьях. – Оуэн улыбнулся. – Если не считать упрямства.

– Это только вы так считаете.

– Может быть. – Он внимательно посмотрел на нее. – А теперь самый важный вопрос… Как насчет поклонников?

– Вы слишком дерзки, сэр!

– Возможно. – Он пожал плечами. – Я не имею в виду сейчас, в Филадельфии. Я говорю о Бостоне.

Несмотря на раздражение, Джемайна нехотя ответила:

– Было несколько мужчин, точнее, мальчиков. Мой отец постоянно приводил их в дом и знакомил со мной.