Навуходоносор
Шрифт:
Ну, дела!.. Ослепленный всей этой роскошью, Подставь спину окончательно уверовал в слова гонца насчет Мусри и Базии. Что-то громко хрустнуло и надломилось в Вавилоне, если молодой еще правитель явился на границу с десятками актерок и певцов.
Иддин-Набу сам разыскал Рахима. Зашел в его палатку на закате, когда налившийся густым, вишневого цвета жаром бок солнца-Шамаша лег на прибрежный, угловатый холм.
Подставь спину попытался вскочить — благо, места в шатре хватало, однако вытянуться не удалось. Иддину, ни слова не говоря, крепко обнял шурина, прижал к сердцу. Потом отодвинул, осмотрел, неожиданно
— Совсем черный стал, — заявил он. — Темнее Мусри. Знаешь ведь, что Нупта беленькая, как лилия.
Рахим растерялся. Он порывисто вздохнул и изо всех сил сжал в объятиях ухоженного, с завитой бородой, ароматно пахнущего, в легком хитоне, парадных, тонких доспехах, верзилу-декума. Тут же смутился, отпрянул… Он как раз поужинал, от души наелся чеснока и тыквенной каши, выпил горшок пива. Был грязен, весь в пыли… Слезы выступили на глазах.
— Что там? Расскажи?.. Правда, что Мусри казнили?
— Не успели. Мы вовремя вернулись в Вавилон. Однако ухо ему отсекли, это точно.
— Нупта?
— С ней все в порядке. Этот негодяй не смог с ней справиться. Крепись, Рахим, твой брат — скверный человек. Нет ему пощады! Ну, давай я лучше все по порядку. У тебя пиво есть? Чеснок? Я тут захватил кое-что, завтра тебе передадут подарки от Нупты и египтянина, но это завтра, а сейчас рассказывай, как ты здесь? Что нового на границе.
— Нет, приятель, сначала ты расскажи, что там произошло, а то у меня голова кругом идет.
— Ладно. Ну что, организуешь пиво и чеснок или в сухомятку разговор вести?
…После подписания арендного договора, на следующий же день после того, как войско ушло из города, Базия явился к Мусри. Потребовал отчет о проделанной работе. Вел себя грубо, но черты не переходил. Принялся грозить, если раб посмеет воровать, «химичить» с господским добром, он быстро найдет на него управу. Так что пусть Мусри постарается заслужить его, Базии, доверие…
Мусри молча и покорно слушал его, потом ответил, что лучшая награда для него доверие господина, и, по-видимому, он заслужил его. Рахим передал ему участок в аренду, есть и договор. И свидетели… Вполне достойные граждане…
Базия прикусил язык и после того разговора начал частенько захаживать к Нупте, которая жила в нанятом для нее Рахимом доме. Каждый раз заводил речь об одном и том же, что невестке одной с большим хозяйством не справиться, за рабом не уследить, и пусть она даст ему право проверять, как Мусри ведет хозяйство. Дядя Нупты объяснил, что это требование противозаконно — то есть, она может дать такое распоряжение, однако Мусри пошлет Базию куда подальше и будет прав. Жена не имеет права распоряжаться состоянием мужа, как, впрочем, и он ее собственностью. В следующий раз скажи, чтобы деверь обращался к Рахиму в армию. Если он пришлет оттуда доверенность, то и быть по сему.
На некоторое время Базия отстал, но как-то раз, в конце года он явился к Нупте и вновь завел старую песню. Теперь он держался куда увереннее заявил, что этот дурак Рахим впал в немилость, жить ему осталось недолго и для Нупты было бы лучше всего сойтись с Базией, которому в любом случае достанется наследство придурка Подставь спину. Ведь детей у него нет…
— Уж не знаю, чья в этом вина, — делился Базия с перепуганной насмерть женщиной, — твоя или брата, но это
Он взял ее за руку, спросил.
— Ну как? Не желаешь испытать судьбу?
Женщина попыталась вырваться, однако Базия прижал ее к стене, потом запустил руки под нижнюю рубашку.
Нупта закричала. Базия попытался зажать ей рот, однако женщина крепко цапнула его за перемычку между большим и указательным пальцем. Хлынула кровь, от вида которой Базия совсем озверел. Повалил на пол, устроился на ней, жарко задышал в лицо чесночным запахом.
— Будешь покладиста, будешь? Рожа кривая, а туда же! У-у, бесплодное чрево, видно руки у Рахима до твоего срама не доходят. У меня не сорвешься.
Он задрал ей подол, начал цапать. Нупта сорвалась на крик. Забилась, как пойманная птица. Кричала, как ей показалось, на всю улицу. Он вновь попытался зажать ей рот. Вдруг Базия тоненько, совсем по-бабьи ойкнул и что-то неразборчиво запричитал. Хватка его ослабла.
Нупта столкнула его и, прикрывая руками оголившуюся грудь, бросилась в другую комнату. Последнее, что она запомнила — это пребывавшего в холодной ярости Мусри. Глаза у египтянина сделались большими-большими, круглыми, как у взбесившегося кота. Он оторвал брата хозяина от пола и с размаху, напрягая мослы, ударил его кулаком по уху.
Базия сумел вырваться и с криком «убивают!» выскочил на улицу. Так и помчался к Евфрату исцарапанный, со вздувшимся ухом.
На следующий день стражники забрали Мусри. Явились прямо на канал, где теперь пряталась Нупта. Переворошили все припасы, поживились так, что едва смогли добро утащить. Мусри посадили в колодки — руки и голова отдельно, ноги отдельно, так и отвезли в храм Сина-творца на суд. На его же собственной повозке… Базия подал жалобу на раба, посмевшего поднять руку на свободного, нашел он и свидетелей, четырех соседей по улице, которые видали, как дерзкий раб набросился на Базию и принялся избивать его. По-видимому, египтянин совсем потерял голову от темного пива.
Мусри попробовал было заикнуться, что дело происходило в доме, что он защищал честь хозяйки, что муж ее служит в отборных у повелителя Вавилона, что брат Нупты декум отборных. Упоминание о брате Нупты произвело впечатление. В комнате на миг воцарилась тишина, свидетели поежились, однако им было слишком хорошо заплачено, чтобы останавливаться на полдороге. Храмовый судья присудил Мусри к смерти, как того требовало древнее уложение царя Хаммурапи.
Нупта бросилась к родным, матери Амат-бабе. Та сразу переполошилась, тут же на деньги Нупты снарядила гонца в возвращавшуюся армию предупредить Иддину, чтобы тот поспешал, иначе сестра не только останется без мужа, но и без средств к существованию. Тем временем дядя подсказал племяннице, чтобы она готовила жалобу на Базию в царский суд. В любом случае казнь отложат. Действительно, в царском дворце косо посмотрели на скоропалительное решение храмового суда, обратили внимание на упущения в расследовании и наложили запрет на приведение приговора в исполнении. Судья-писец во дворце очень хорошо знал, как стремительно набирал силу Иддин-Набу, декум отборных повелителя. Базия было решил сунуться к нему с дарами, тот просто высмеял его.