Навязанная жена

Петрищева Светлана

– В самом деле,– призадумался Винтроп,– я тоже недоумевал, зачем так глупо поступать?

– Вот видите, все логично. Понимаю, что я виноват, недосмотрел, но готов компенсировать это, называйте свою цену.

– Моя цена такова: ты должен завтра же жениться на моей дочери, иначе я опозорю тебя, ни один дом не откроет двери для тебя,– торжественно сказал лорд.

– Я не могу жениться на ней, я дал слово лорду Паркеру, что возьму в жены его дочь Розалию, когда ей исполнится 17 лет, а это будет через полгода.

– Я не хочу ничего слышать, другого варианта нет. – лорд стоял на своем, он не мог позволить миллионам Рэндаллов пройти мимо.

– Хорошо, тогда давайте поступим так:

я женюсь только на полгода. Если не будет никаких последствий, она не беременна, то я разведусь и женюсь на Розалии. Только никто не должен знать об этом. И о брате, разумеется, тоже.

– Ладно,-покладисто согласился Винтроп, -но тогда ее приданое я не передаю, управление землями будет за мной. Напиши мне расписку в этом.

– А моего слова недостаточно?– спросил Крис

– Нет, милый мой зять, я верю только бумагам,– засмеялся лорд, хлопнув его по плечу, довольный, что все уладилось как нельзя более удачно: и дочку сплавил, и приданое себе оставил.

Они быстро оформили все документально, приложили оба печати, и отправились спать.

***

А объект их торга плакала в своей спальне. Ей было очень больно и физически, и морально. Болело так, что лучше бы она умерла. Приглашенная повитуха намазала ее какой-то вонючей дрянью и сказала, что "до свадьбы заживет", усмехаясь так ехидно, что Илона чувствовала себя еще хуже. Прислугу она отправила, поэтому можно было выплакаться, не опасаясь досужих разговоров. И утешения сейчас ей были не нужны. Она плакала от унижения и страха, которые пережила, а хуже того, что отец допрашивал при всех. Она вовсе не была уверена, что именно лорд Рэндалл был насильником, но указала на него, боясь отцовского гнева. В самом деле, что делать благовоспитанной леди у озера ночью? Она должна в это время спать, а не шляться по парку. Как теперь жить, она не знала. Униженная, опозоренная, раздавленная, она мечтала умереть. Проклинала себя за трусость, за то, что не может покончить с собой. Она боялась людской молвы, но больше всего-родного отца, его страшных, голубых, навыкате, глаз. И хотя он никогда не поднимал на нее руку, но его холодные глаза повергали ее в дрожь. Любая неловкость, мелкая провинность с ее стороны, расценивалась, как глобальная катастрофа. Он отчитывал так, что хотелось провалиться сквозь землю.

Боль физическая понемногу утихала, но душа терзалась еще больше. Невозможно было представить, что надо утром выходить из комнаты, видеть людей, свидетелей позора. Илона зарылась лицом в подушки и завыла. Измученная, наплакавшись, под утро, наконец-то уснула. Ей приснился сон, наполненный неясной тревогой. На нее надвигалась черная туча, грозя поглотить, она пыталась убежать, но ноги не двигались, пыталась кричать, но голоса не было. Внезапно она услышала злобный смех, и проснулась, дрожа от ужаса.

В дверь громко стучали, голос горничной звал ее :

– Миледи, откройте двери!

Хриплым голосом она отозвалась:

– Чего тебе, Анна?

– Миледи, лорд приказал вам одеваться, свадьба сегодня.

– Какая свадьба?– удивилась Илона.

– Ваша, миледи,– торопливо ответила горничная,– откройте, а то лорд гневаться будет.

Илона в недоумении встала с постели, морщась от боли, которая усилилась от ходьбы, и открыла двери. Горничная быстро вошла и всплеснула руками:

– Дева Мария, миледи, да у вас все лицо опухло! Так нельзя. Вы слишком много плакали. У вас будет болеть голова.

– У меня болит душа,– грустно сказала Илона,– головная боль-не самое страшное. А почему сегодня свадьба? Мы же только помолвку справляли.

– Уж не знаю, миледи,– деловито сказала Анна, помогая Илоне умыться,– лорд приказал. Надо приложить к глазам холодное полотенце,

а то смотреть жалко, глаза не видны.

Пока она занималась приведением в порядок лица невесты, Илона размышляла. Непонятно было, зачем торопиться со свадьбой. Разве что отцу было стыдно находиться рядом с ней после вчерашнего. Или лорду Вейну не терпелось. Ее передернуло, когда она представила будущего мужа. Горничная о чем-то щебетала, но Илона не слушала, думая о своей несчастной судьбе. Внезапно она услышала имя Рэнделла.

– Ты о чем?– перебила она Анну.

– Ну как же, лорд симпатичный мужчина, я думаю, вам с ним будет хорошо, не то, что с покойным мужем, упокой его душу, или с этим трусом Вейном.

– Я ничего не понимаю, объясни,– схватила за руку горничную Илона.

– Да вы меня не слушали,– укоризненно покачала головой Анна.– Лорд Вейн вчера сбежал, отказался жениться, а замуж вы выходите за лорда Рэндалла. Вот красавчик, каких поискать, а какой богатый!

Илона рухнула на стул, руки и ноги задрожали от страха.

– Я не хочу,– онемевшими губами произнесла она.

– Как это?– удивилась горничная,– вы это скажете отцу?

– Скажу,– не понимая, что говорит, ответила Илона, лихорадочно ища выход из положения, но выхода не было.

– Не выдумывайте, лорду невозможно перечить, только вызовете гнев,– ответила Анна.

– А откуда ты об этом знаешь?– затаила надежду Илона.

Горничная покраснела, но ответила:

– Ваш батюшка навещал меня сегодня ночью, вот и сказал.

Илона брезгливо поморщилась, она предполагала, что Анна стала следующей в череде наложниц отца, слишком уж стала смелой.

А горничная все продолжала хлопотать вокруг нее, одевая, укладывая волосы. Илона равнодушно принимала это, раздумывая, как избежать этой нежеланной свадьбы. Она до дрожи боялась Рэндалла. Перебрав все возможные способы, она спросила:

– Скажи, Анна, если бы я захотела убежать, ты бы помогла мне?

– Да что вы говорите, куда бежать-то? Поймают сразу же, да еще и опозорят на весь свет. А если не поймают, то куда пойдете? В лесу заблудитесь, волки и медведи съедят, в болоте или реке утонете, кушать что будете, одеваться во что? А спать на чем? Особенно в дождь, снег. Нет, миледи, даже не думайте, это просто невозможно, -заключила свою тираду горничная.

Илона сидела, пришибленная речью Анны, слезы лились из глаз. Горничная, всполошившись, стала вновь прикладывать холодное полотенце к заплаканным глазам, сокрушаясь, что хозяйка не видит своей выгоды в замужестве:

– Не надо плакать, не обидит вас лорд Рэндалл, вот увидите. Надо смириться и все наладится.

От ее утешений стало еще горше, но наплакаться вдоволь не получилось: пришел отец. Под его суровым взглядом слезы высохли, но ноги отказывались повиноваться. С трудом Илона поднялась, умоляюще глядя на отца и было заикнулась о своем нежелании, но слушать ее никто не стал. Твердо взяв дочь за руку, лорд Винтроп повел ее в часовню. Там ждал священник, жених, и немногочисленные гости. От страха у Илоны вспотели ладони, она боялась смотреть на жениха. Церемонию венчания она пропустила, слова доносились, как сквозь вату. Она не знала, спрашивали ли ее согласия, или обошлись без него, не помнила, как очутилась на улице, все было, как в страшном сне: она не могла кричать, бежать, ничего не могла изменить. Сразу после венчания новоиспеченные муж и жена уехали, не оставшись на свадебный пир, это было пожелание лорда Рэндалла. Оставшиеся гости во главе с отцом пировали на славу, но Илона этого уже не видела. Она ехала в карете, рядом с мужем и обмирала от страха. В голове стучали молоточки, слезы капали и капали на свадебное платье. Наблюдавший за ней Крис раздраженно сказал: