Найти бога
Шрифт:
— Можно добавить?
— Говори, Кортни.
— И вы сомневаетесь, что нам надо убираться отсюда, чем раньше, тем лучше? Я ещё на базе идонов заподозрил, что, так сказать, из плоти и крови только этот старик Камт. А голубоглазые блонди, похожи друг на друга как две капли воды и у каждой на запястье что-то вроде татуировки, похоже на метки киборгов. Поэтому, полоумный Рише на этот раз не далёк от истины — надо сматываться. Думаю, идонам не очень понравилось, что они встретили, в самом начале освоения Земли нас, потомков их рабов, да ещё самостоятельно построивших машину времени. Для них это значит, что
— Вот уж не знаю. Но фантазия у вас разыгралась не на шутку. Прошу Испанскую палубу проработать развитие различных сценариев и к полудню предоставить расчёты возможных итогов сотрудничества с идонами. Я думаю, нам нужно как-то проследить во времени, что на самом деле здесь делают идоны, а для этого и вправду лучше выбраться в космос. Но, так или иначе, сначала должно оповестить население Станции о грядущих переменах. И, кстати, Зануда, извинись перед Пьеро.
— Это почему ещё?
— Ты при всём честном народе, назвал его полоумным.
— Правда? Вырвалось, по старой памяти. Прости Рише, что выболтал твой секрет при посторонних. Больше не буду!
Пьер Рише только покачал головой. Все присутствующие знали, Билл Кортни никогда не перестанет называть полоумным первого научного руководителя Станции. Старые счёты.
Большая Кают-компания была заполнена до отказа. Дисциплинированный народ Станции расположился строго по порядку палуб, на которых или для которых работали. У каждой палубы был свой цвет комбинезонов. Впереди Оранжевые американцы и зелёные англичане, и австралийцы, далее золотистые индийцы и белые русские, синие французы и немцы, красные китайцы и серебристые итальянцы, и испанцы, пурпурные Латино. В чёрном были разведчики и члены Большого и Малого Советов. По национальной принадлежности палубы называли только по привычке. Уже давным-давно население Станции перемешалось, и каждый мог похвастать, что среди его предков, были уроженцы от трёх до десяти стран. Члены Совета поднялись на небольшой подиум в центре идеально круглого помещения. Над подиумом была подвешена панель с круговым панорамным экраном, где транслировались крупные планы выступающих. Стало так тихо, что было слышно, как перегоняется воздух в вентиляционной системе. Вперёд выступил Эверт Рише.
— Дорогие друзья! Сегодня на нашей Станции самый необычный день, со времён катастрофы. Сейчас вам будут продемонстрированы видео документы, из которых поймёте, что ваша родная Станция совсем не то, что вы о ней думали. Прошу внимательно посмотреть всё, что здесь покажут. Это займёт около двух часов, затем, после небольшого перерыва, члены Совета ответят на все ваши вопросы.
Таян Шехем стоял рядом с Лайзой Блюм. Им двоим, незачем было смотреть наскоро смонтированный фильм об истинной истории Станции.
— Пойдём в библиотеку, там сейчас никого нет.
— Хорошо, Таян, пойдём.
Но они ошиблись, в библиотеке у самого входа стояли Билл Кортни и Артур Вейс, и громко о чём-то спорили, вернее, орали друг на друга так, что Лайза зажала уши.
— Эй, друзья, вы чего так расшумелись?
— Вот, Командор, твой водила упрекает меня, как Капитана Станции в том, что скрывали от людей правду.
— Да, да, скажи-ка командир, что делать минералогу в открытом космосе?
— Вейс, тебе-то работы будет выше крыши. Про пояс астероидов слышал? Вот и будешь там отлавливать каменюки, и определять, откуда они прилетели…
— Спасибо, утешил.
— Значит, мир?
— Мир, мир. Я посмотрю, что скажут люди, когда досмотрят рекламный ролик, состряпанный за ночь. "Мы хотели как лучше…"
— Брось, Артур, несколько поколений прожили нормальную жизнь на Станции, никто ни в чём не нуждался. Оснащение корабля позволило снабдить людей всем необходимым.
— Ты что, заговорил, как твой бессмертный прадед? А если Станция уже не сможет функционировать в космосе? А если гравитационно-торсионная установка даст сбой и мы снова свалимся в какую-нибудь неприятность почище этой?
— Погоди, Вейс, по-моему, ты нервничаешь совсем не из-за этих гипотетических возможностей, скажи прямо, почему ты так завёлся?
— Завёлся, завёлся. А вы подумали, что будет, если удастся вернуться в ту самую нулевую точку, о которой так мечтают члены клуба шестнадцати? Ведь Центр управления полётами не знает о тех метаморфозах, что произошли со Станцией и экипажем. И смогут ли нынешние люди Станции адаптироваться к жизни вне?
— Ты слишком далеко заглянул, приятель. Сейчас задача номер раз смотаться от идонов и их подозрительной готовности сотрудничать и помогать. Я сторонник того, чтобы мы выбрались самостоятельно из нашей преисподней. Всё равно это пришлось бы сделать рано или поздно. Надо радоваться, что у нынешнего поколения Станции появляется шанс добраться до Земли. Если бы обстоятельства не форсировали события, то в лучшем случае, туда попали бы их внуки.
— Вот сколько раз вы сказали "Бы"? Вам легко говорить, Капитан Кортни, вы родились, выросли на Земле. А что делать там мне? Всю свою сознательную жизнь, проторчавшем в этой, как вы говорите, преисподней?
— Артур, если захочешь, можешь не покидать Станцию. Мой дед, например, уже решил, что останется жить и работать здесь. Я, наверное, тоже. Хотя вряд ли смогу работать по своей специальности, в космосе альпинисты не нужны, придётся переучиваться.
— Лайза, ты уже говорила об этом с дедом?
— И с прадедом тоже. Вот он, так и сказал, что как только окажется на Земле в своём времени, больше ни за что не покинет её пределов.
— Будет искать инопланетян на генераторе Моро?
— Да, Капитан. А как вы догадались?
— Просто я знаю твоего прадеда, скажем так, не одну сотню лет. И, прости, за откровенность, считаю, что именно он виноват в том, что случилось. Хотя за давностью, уже не имеет значения. Давайте включим трансляцию из Кают-компании, там обещали показать легендарное заседание Совета, где приняли решение всё засекретить от новых поколений. Помнится, наш дорогой Пьеро, сказал там блистательную речь, после которой даже самые ярые противники засекречивания, проголосовали "за". Только я и Мадук остались при своём мнении. Что до меня, я до сих пор уверен, что это было безумием. Оставь тогда Совет всё, как есть, сейчас не пришлось бы морочить голову, как сказать людям правду.