Найти и уничтожить
Шрифт:
Так удалось выиграть несколько минут, но бойцы, находившиеся в поселке, опомнились и верно оценили происходящее, быстрее, чем предполагал Кондаков и остальные. А оценив, пустили в ход гранаты.
Важную роль сыграло то обстоятельство, что двум бойцам из отряда «Смерть врагу!» удалось подобраться к диверсантам с тыла. Когда началась перестрелка и появились первые жертвы, эти двое сидели в одной из хат чуть поодаль главной улицы, на которой разгорелось главное сражение. Их просто расквартировали в этой хате, и мужики помогали по хозяйству. Прежде чем они что-то поняли, диверсанты стремительно продвинулись вперед, и партизаны, появившись на поле боя, увидели,
Когда сзади, из-за забора, полетели гранаты, Кондаков и остальные, не ожидая такой контратаки, мгновенно заняли круговую оборону. Однако осколки уже вывели из строя двоих, часть диверсантов, шедшая с Ярославцевым, поскорее рассыпалась по улицам, ответвленным от главной. Люди, по-прежнему не понимавшие, что происходит и почему вдруг в глубоком тылу снова началась война, привычно попрятались, кто куда, закрывая двери плотнее. У простых хомутовцев просто не было времени и желания разбираться, почему советские воины вдруг начали стрелять друг в друга.
Этим они, сами того не зная, облегчили задачу по ликвидации вражеского десанта. Испуганные люди, привыкшие выживать на войне, просто не мешались под ногами.
Бой, принятый уцелевшими партизанами, оказался неравным – четверо диверсантов мигом взяли в клещи двух бойцов. Но тут подтянулось подкрепление: те из вчерашних партизан, кто уцелел после стремительного и вероломного нападения десантников, разобрались, что к чему, ударили по нападающим с удвоенной силой. Правда, у диверсантов и при таком раскладе оставался неплохой шанс вырваться. Кондаков, оценивший положение своей группы в пылу схватки, решил, что самое разумное – отойти обратно к центру, туда, где их ждала машина. И где ситуацию наверняка контролирует Отто Дитрих – ладно, пускай не Дитрих, а этот Пивоваров… или как его там. Только пока они грызлись с партизанами, увязнув в уличном бою, подоспели солдаты из взвода охраны.
Гвардейцы, наступавшие от Сталинграда, заметно притомились, охраняя не представлявший стратегического значения склад горючего в таком же по значительности российском поселке. Потому происходящее резко оживило их, и взводному осталось только скомандовать: остальное гвардейцы сделали сами. Диверсантов за считанные секунды взяли в кольцо, и пленных решили не брать – ни Ярославцев, попытавшийся выйти с поднятыми руками, ни раненный в живот Кондаков не могли надеяться на пощаду.
После, подсчитывая потери и составляя рапорт, было отмечено: от первого выстрела, с которого началось нападение на поселковую комендатуру, до того момента, как была обнаружена серьезно раненная Полина и захвачен единственный, кто на то время остался в живых, также тяжело раненный, переодетый в форму советского лейтенанта немецкий офицер, прошло восемнадцать минут.
Бой местного значения.
На войне это и много – и мало.
Кровь нельзя было остановить.
Она текла со лба вниз по лицу, заливала глаза. Наверное, оттого впервые за много дней Игорь Родимцев чего-то боялся – боялся, что не сможет как следует прицелиться и достать пулей Дерябина, поднявшегося из своего укрытия во весь рост.
У них с Дроботом не было никакого плана. Просто когда Родимцев взглянул на него, почувствовав внезапно, что не находит сил спросить о происходящем, тот, так же молча, без лишних объяснений, показал рукой в сторону кузова. А потом, когда капитан прикрыл
Даже сквозь боль Родимцев понял простой замысел Дробота – а в подобном положении всегда срабатывают именно простые, без затей, планы. Роман хотел выманить стрелка из укрытия, вызывая огонь на себя, играя роль живца, того самого живого козленка, которого привязывают охотники в джунглях, выманивая тигра. Игорь, сдерживая стон, стараясь не привлечь к себе внимания движением под грузовиком, которое с позиции Дерябина наверняка будет заметно, перевернулся на живот.
И медленно пополз.
Он не вслушивался в слова, которые выкрикивал Дробот. Не пытался услышать ответы Дерябина. Ничто из этого не имело ровным счетом никакого значения. Важным оставалось одно: сможет ли он, Родимцев, выполнить свою часть задачи. Ведь даже пульсирующая боль не мешала ему понять очевидное, даже если это не в полной мере дошло до Дробота: оставлять своего врага в живых Дерябин не собирается, каким бы соловьем он здесь ни разливался и на какие бы переговоры ни соглашался.
Когда капитан подобрался к противоположному краю полуторки и осторожно высунулся из-за колеса, то увидел сквозь розовую пелену, как Николай Дерябин неспешно поднялся во весь рост из-за перевернутого мотоцикла. Их сейчас разделяло, по прикидкам Родимцева, немногим больше двадцати метров. Если бы стрелок поднялся с той же позиции, в которой лежал, он непременно засек бы движение за грузовиком. Но Дерябин вел себя несколько странно – встал, одновременно развернувшись к задней части полуторки сперва боком, а затем и вовсе спиной.
Он поворачивается за мишенью, понял Родимцев.
Дробот вышел не прямо перед ним. Он, судя по всему, специально забирает чуть в сторону, понимая, что стрелок станет разворачиваться за ним, по ходу его передвижения. Оценить этот несложный тактический ход у Игоря также не осталось времени. Приподнявшись, он вытянул руку с пистолетом, перехватил ее для верности второй, оперся плечом о борт, крепко упер подошвы в землю. Цевье пистолета прыгало, ходило ходуном, но Родимцев нашел в себе силы справиться и с этим.
Чуть раньше он в очередной раз утер кровь с лица. Теперь струйка стекла снова, и капитан не хотел отпускать руку, сбивая прицел и нарушая принятую позицию.
– ЗДЕСЬ Я! – выкрикнул Дерябин, и Родимцев понял – все, времени нет ни у него, ни у стрелка, ни у Дробота.
Стиснув зубы, на миг окаменев, он плавно, словно подсекал рыбу, резко дернувшую поплавок, нажал на спуск.
Внезапно поняв, что на второй выстрел уже нету сил, Родимцев согнул ноги в коленях и осел наземь. Успел заметить боковым зрением, как при звуке выстрела кинулся на землю в отчаянном прыжке Дробот, спасаясь от пули. Если бы Дерябин сейчас получил второй шанс, никакие маневры не помогли бы Роману – следующий выстрел непременно решал дело.
Только другого шанса у Николая Дерябина не было.
Он замер, словно решив прицелиться получше. Затем повернулся на звук, словно интересуясь, кто это стреляет без его позволения. А потом, качнувшись, рухнул прямо на перевернутый мотоцикл, лишь теперь надавив на курок. Винтовка выстрелила куда-то ему под ноги, из рук оружие Дерябин не выпустил.
Теперь Родимцев смог вытереть кровь с лица. И даже вновь прикрыть глаза – так вроде чуть меньше болело.
А Роман Дробот уже вскочил, бросился к мотоциклу, благоразумно зайдя упавшему Дерябину со спины, взял за плечо, перевернул.