Найти «Сатану»
Шрифт:
То ли за напористость и прямолинейность, то ли за непропорционально крупную голову на хрупком туловище, Беликов получил прозвище Гвоздь. И действительно, с погонами, свисающими с плеч, он был похож на вбитый в кресло гвоздь больше, чем на ракетчика. Веселов невольно улыбнулся.
– Я смешно выгляжу? – проницательно спросил Беликов, поднимая голову.
– Никак нет!
– Чему тогда вы улыбаетесь, курсант?
– Да… нет, – растерялся Веселов. – Это я так, просто…
– Может быть, анекдот вспомнили? – ледяным тоном поинтересовался Беликов.
По
– Не понимаю, товарищ майор!
– Вы, я вижу, вообще ничего не понимаете, товарищ курсант! Не понимаете, что говорите, что делаете… Как, в таком случае, можно вам доверить ядерный щит страны?!
Гвоздь кипел праведным гневом, лицо его раскраснелось, глаза метали молнии. Веселов решил, что лучше промолчать.
– Я жду объяснений, курсант! – повысил тон Беликов. – Расскажите уж и мне ваши любимые антисоветские анекдоты, которые рассказывали в присутствии гражданских лиц!
– Не было такого, – растерянно выдавил из себя Веселов.
– Ах, вот как?! Так и запишем: «Был неискренен, пытался ввести в заблуждение руководство…»
Майор надел очки и сделал пометки в лежащем перед ним ежедневнике. Потом перевернул лежавшие на углу стола листы желтоватой бумаги, развернул их веером и поднял, как выигрышную комбинацию карт.
– Смотри, курсант! Вот свидетельства студенток факультета иностранных языков Московского педагогического института Лисиной, Каргаполовой и Манякиной. Они утверждают, что при совместной встрече Нового года ты рассказывал политические анекдоты про Генерального секретаря ЦК КПСС товарища Брежнева!
Веселов сделал два нетвердых шага вперёд и пристально вгляделся в объяснительные, написанные разным, но похожим между собой каллиграфическим почерком. Под двумя размашистые и под одной куцая подпись. Последняя наверняка принадлежит этой дуре Марине. В глазах поплыло… Если разыскали девчонок, значит, за него серьезно взялись! «Если выпрут из комсомола – автоматическое отчисление из академии, – подумал он. – Но кто же из верных друзей настучал? Жорка или Мишка?»
Главный комсомолец академии положил объяснения девушек обратно и снял очки. Злые языки говорили, что в них не диоптрические, а простые стекла.
– Свободен, курсант! Пока. Завтра в шестнадцать часов в актовом зале состоится общее собрание комсомольцев курса. Подумай, как будешь оправдываться перед товарищами! Хотя, что бы ты там ни придумал, вряд ли они захотят терпеть в своих рядах антисоветчика! Иди!
– Есть, – еле выдавил Веселов, развернулся через левое плечо и на негнущихся ногах вышел из кабинета.
В коридоре его ждали Балаганский и Дыгай.
– Ну, чего он хотел? – спросил Балаганский.
– Небось, теплое местечко на комсомольской работе предлагал? – усмехался Дыгай.
Сергей презрительно осмотрел обоих.
– Завтра из комсомола исключать будут.
– Да ты что?! За что?!
– За анекдоты
– Не понял! – сказал Дыгай.
– Что ты не понял?! – Балаганский схватил его за грудки. – Зачем Жорку сдал? Что он тебе сделал? Ну, посмеивался немного, так без зла, шутейно…
– Ты что, офуел?! – отработанным движением Дыгай сбил захват. – С чего ты на меня бочку катишь?! Может, сам и настучал, а теперь стрелки переводишь?
Челюсть у него была открыта, и Георгий с трудом сдержал руку. Просто повернулся и пошел прочь. Дыгай смотрел вслед и крутил пальцем у виска. На лице его было написано искреннее недоумение.
В вестибюле уже висело объявление: «14 января в 16 часов состоится комсомольское собрание курса. Повестка дня: персональное дело комсомольца Веселова».
Из кабинета Беликова Веселов направился прямиком в общую библиотеку.
– Здравствуйте, Евгения Ивановна!
Молодая миловидная женщина за стойкой встретила его приветливо:
– Здравствуй, Сережа! Как сессия?
– Спасибо, нормально. Два экзамена сдал и зачет.
– Ну, а к нам зачем? У тебя же спецдисциплины.
– Евгения Ивановна, можно позвонить домой по городскому?
– Только недолго, ты же знаешь – не положено.
– Спасибо, я быстро.
Веселов поднял трубку. Она казалась тяжелее, чем обычно. И диск проворачивался с трудом.
– Алло, – почти сразу ответил знакомый голос.
– Здравствуй, пап!
– Здравствуй, Сережа! Что-то случилось?
– Меня из комсомола собираются исключить.
– За что?
– За анекдоты политические.
– Сколько раз предупреждал! – убитым голосом произнес отец. – Это дело серьезное… Ты понимаешь, что этим и нас с матерью подставляешь?
– Пап, не время сейчас! Завтра собрание. Ты можешь что-то сделать?
Отец долго молчал. Очень долго.
– Попробую, – наконец неуверенно сказал он. – С матерью посоветуемся, подумаем, на кого можно выйти. Только это совершенно другая сфера. Говорили тебе – иди по нашей линии…
– Спасибо, папа! – Сергей положил трубку.
Неужели из-за такой ерунды ему сломают жизнь? Молодому человеку в это не верилось. Может, потому, что он не хотел верить, а может, оттого, что не знал жизни. «Ничего, может, и обойдется», – подумал он.
Не обошлось.
Общее собрание курса прошло быстро. Беликов огласил повестку дня, довёл присутствующим содержание проступка Веселова, предоставил ему слово. Сергей сильно волновался, болела голова, в висках гулко пульсировала кровь, и он даже не помнил, что говорил. Впрочем, его слова, похоже, никого и не интересовали. Как по сценарию, выступили один за другим пять активистов с выступлениями, будто написанными под копирку: «Возмущены… Не имеет оправданий… Недостоин высокого имени комсомольца и звания офицера… Исключить из комсомола и просить руководство академии об отчислении…»